— Во всяком случае, меньше тебя любить я не стану.
— Тогда нет проблем.
— Вот и славно.
Он больше ничего не спросил, и Жанну это задело не на шутку.
— А тебе не интересно, почему я так сказала?
— Тут все ясно. Репетиция не удалась. Ничего, к утру рассосется.
— Не рассосется. Ты думаешь, у меня очередной бзик?
— Очень похоже.
— Нет, Тимур, нет. Дело в том, что я больше не Арбатова. То есть фамилия у меня та же, да я не та. И причина — тот взрыв. Тогда Неподражаемая погибла, понимаешь?
— Честно говоря, не совсем.
— У меня тем взрывом память отшибло, Тимур, — сказала Жанна без выражения. — Отшибло начисто. Я ведь почти ничего не помню. Ни тебя, ни мамы, ни сына. Я сама себя не помню. Как будто и не жила до этого. Не могу больше притворяться, не могу скрывать это. Сил нет… Может, когда-нибудь память и вернется. Но сейчас… Я просто не знаю, как дальше жить!..
Тимур с тревогой смотрел на ее окаменевшее лицо и понимал, что она не шутит. Ответить ему было нечего, он сам был в смятении.
Январь 1998 года. Умершая надежда
За несколько месяцев жизни в Москве Верунчик постарела на десяток лет. Станислав Адамович с мукой смотрел на увядшее и высохшее лицо жены. Он и сам держался из последних сил.
Таинственное исчезновение дочери уже не вызывало у супругов бурных эмоций. Но постоянная ноющая боль не давала забыть о беде, которая стряслась в их семье.
Самым ужасным в положении несчастных родителей было вынужденное бездействие. Они только ждали. Ждали, что однажды произойдет чудо, и Миледи появится на пороге своей квартиры. Или важный генерал, которого атаковала Евгения, наконец позвонит и скажет: «Все в порядке. Приезжайте».
Однако надежда на счастливый исход хоть и не угасала совсем, но становилась день ото дня все более призрачной.
— Даже не знаю, — сказал как-то Станислав Адамович, — может быть, нам лучше было бы узнать, что ее и на самом деле нет в живых.
— Она жива, — тусклым голосом отозвалась Верунчик и посмотрела на мужа таким взглядом, что тот готов был проглотить свой болтливый язык. — Она жива. Или тебе стало что-то известно и ты от меня скрываешь?
— Ну что ты! Откуда?
— Надо позвонить Жене. Столько времени уже прошло. Неужели нет никаких новостей?
— Она бы сама позвонила.
— Кто знает? Может, она не решается.
Станислав Адамович не стал спорить, хотя был уверен, что Евгении просто нечего сказать. Он оказался прав.
— Ничего нового, — сказала Евгения. — Никак не могу отловить этого Панова. Похоже, он от меня прячется.
— И что это означает, по-твоему? — спросила Верунчик.
— Не знаю. Возможно, он просто хочет это дело замотать. Не о его же дочери идет речь.