— Не догадываюсь, за что ты тут портки протираешь, — сказал Слива, обращаясь к сутулому, немолодому бойцу с интеллигентной внешностью. — А мы с Чугунковым здесь — чисто по недоразумению.
Чугунков, огромный мужчина — сапоги удивительного размера, — шевельнул вытянутой ногой и рявкнул густым басом:
— Справедливо отмечено.
Слива продолжал:
— У нас все, как в сказке, случилось: чем дальше, тем страшнее… Ты загляни в наши биографии. Антон Слива — с завода «Красный металлист», Да знаешь, какой я токарь! Мне цены не было. Бронь на заводе положили. Только я на фронт пожелал. Гансов бить.
— Вот и бьешь, — вставил Жора, бывший шофер.
Вздохнул Слива сожалеючи. Кисет вынул.
— И что я все о себе. Вы на Чугункова посмотрите. Образованный человек, восемь месяцев в техникуме учился… А что случилось? Идем лесом. Мычит корова. Живых людей поблизости нет. Думаем, жалко, пропадет скотина. А еще хуже — забредет к фашистам. Им достанется! Изжарили. И поесть толком не поели, как хозяйка объявилась.
Образованный Чугунков вспомнил:
— Тысяча и одна ночь…
Слива одобрительно кивнул:
— Ну… И пять лет. С заменой на штрафную роту.
Послюнявил бумажку: самокрутка готова. Закурил. И стал прилаживать полозья, выструганные из молодого граба.
— Не пойму, — сказал Чугунков, — зачем нас заставили делать эти санки.
Слива предположил:
— Может, раненых вытаскивать.
Бывший шофер Жора не без логики заметил:
— Штрафная рота — это тебе не санитарный батальон.
— Тут дело серьезное, — сказал боец с интеллигентной внешностью. — Я сам видел. В роту целый ящик ручных фонариков принесли. Старшина получал.
— Смотри, — кивнул Слива, который был хрупок и тощ, — доступ к старшине имеет. Уж точно, в писаря тщится выйти.
— Ерундишь, — сказал Жора. — Он лейтенантом был. Командиром батареи. Только вот в Кубани два орудия без нужды утопил.
— Ясно. Тогда все ясно, — согласился Слива.
— Ничего вам, товарищи, не ясно, — интеллигентный штрафник положил топор и поднялся во весь рост. Ему было около пятидесяти, и выглядел он очень усталым. — До войны я был архивариусом при народном суде.
Чугунков присвистнул:
— Судья… Ну и дела…
— Я вас прошу, не ругайтесь, молодой человек. Мат — продукт варварства и дикости, — архивариус взял свои санки, еще не законченные, и переместился несколько поодаль.
Укрытая рощей каштана, среди которого, однако, попадались деревья хмелеграба и лавровишни, перевитые лианами, рота занималась делом, казавшимся штрафникам странным. Однако приказ был ясен и лаконичен — на каждого человека изготовить одни санки.
— В этих местах и снег выпадает в январе — феврале. Да и то на две недели.