Он наклонился, протянул к ней руки. Она погрозила пальцем. И сказала:
— Но-но… Не двигаться…
Он сразу сник. И опустил голову. Потом, словно набравшись сил, спросил напрямик:
— Ты рада, что на связь пришел я?
— Нет.
Он вздрогнул от ее ответа. И взгляд его стал отчужденным. Злым.
— Глупый! — как-то совсем по-матерински сказала она. — Я волнуюсь… Долинский видел тебя однажды. И твое пребывание здесь опасно…
— У меня есть приказ — убрать Долинского, если он больше не нужен тебе.
— Он мне не нужен… — устало ответила она. — Он даже опасен. Обратил внимание, что в клетке осталось только два голубя.
— Ho теперь ты голубей передала мне. Вдруг он спросит, где они?
— Скажу, что продала на рынке…
— Он поверит?
— Какая разница!
За круглыми зелеными кустами держидерева, между стволами старого дуба, пахнущими трухой и сыростью, показалось пегое тело лошади, навьюченной двумя корзинами. Грек Костя шел слева, держа в руке уздечку. Шея его была обмотана пестрой, в синюю и красную клетку, косынкой. Лошадь цокала копытами. Шмель кружился над ней, норовя сесть на спину.
— Полный порядок. — Костя придержал лошадь.
— Ты уверена, что вещи твои не станут проверять? — спросил Кравец.
— Уверена, — ответила она тихо и спокойно. Посмотрела на корзины оценивающе. Спросила: — Не мало?
— Динамита столько, что от дачи Сизова не останется камня на камне, — заверил Костя. — Главное — уйти вовремя. — Он вынул из кармана плоскую металлическую коробочку, по виду напоминающую портсигар. Пояснил: — Взрыватель химический. Нажмешь кнопку, и взрыв произойдет через сорок — шестьдесят минут. Сорок гарантированы. За это время нужно уйти из дачи. И как можно дальше.
— Я буду ждать тебя у оврага. Как договорились, — напомнил Кравец.
Клавдия Ивановна кивнула. Костя открыл замки и поднял крышку громадного чемодана из коричневой кожи, стоящего за деревом.
— За свои вещи не волнуйся, — сказал он Клавдии. — Вещи я сохраню.
— Постарайся.
— Слово — закон…
Костя аккуратно начал вынимать из чемодана кофты, платья, туфли, платки…
— Долинский не появлялся? — спросил Кравец.
— Коллекция здесь, — усмехнулся Костя. — Ему по-прежнему нужна фелюга.
— Это хорошо, — сказала Клава.
Внизу, за обрывом, круто изгибалась дорога, скатывающаяся к неширокому, усыпанному галькой берегу. По дороге ползли телеги, шли пешие, ехали конные солдаты… Над дорогой клубилась пыль, гудел людской говор, слышалась матерщина. Кубанская армия дружно отступала…
Южная стена дачи была окутана хмелем и глицинией, прижившимися возле бетонного фундамента, за которым сразу начиналась клумба с лилиями и нарциссами, махровой гвоздикой и высокими лиловыми цветами, похожими на гребни и, быть может, потому называемыми петушками. Черные в полуденном свете кипарисы ровными, густыми полосами тянулись через клумбу, натыкаясь на фундамент, поворачивали вверх, коротко, как согнутые пальцы. Вверху над крышей и дальше, у берега, с ошалелым криком носились чайки, тени от них скользили нечеткие, размытые, словно акварель голубовато-серого цвета. Акварельными казались и дорожки, пересекающие парк в разных направлениях, погруженные в зелень, в солнце, в голубизну, вздрагивающие узкими крыльями стрекоз да легким тополиным пухом.