Потом подошел Дима, встал рядом.
– Ну как, ожил? – поинтересовался он.
– Вроде да, – облегченно признался Костя. – Не знаю даже – чего меня так расколбасило? Вроде по Шексне на теплоходе катались – ничего подобного не было…
– Да фигли той Шексны, – фыркнул Дима снисходительно. – Тут волна морская, совсем другое дело. За косой, в открытом море, еще хлеще, точно тебе говорю.
Костя непроизвольно передернул плечами. Открытого моря ему пока отчаянно не хотелось.
Еще часа через два организм окончательно привык к качке. На берег теперь можно было не смотреть вовсе. Когда солнце подобралось к зениту, Костя даже ощутил голод, весьма бодрящий, и тут стюард очень кстати принялся разносить обед – жаркое. Хотя стол в центре шатра имел по периметру небольшой бортик, никто им особо не пользовался – каждый держал миску на весу одной рукой, ложку другой. Именно ложку – видимо, в море так было принято, да и жаркое было с обилием полужидкой подливы, вилкой такое, пожалуй, не особенно и осилишь. Советник подобным простецким манерам нимало не удивился и принял как должное, ну а Костя с Димой и подавно не возражали.
Подкрепившись, Костя еще более повеселел, откинулся в плетеном кресле и с удовольствием поглядывал по сторонам. Он наконец понял, почему Фертье выбрал кресло по левому борту: ветер дул именно слева, из степей, и сносил дым из трубы вправо. Но иногда, довольно редко, какое-нибудь хитроумное завихрение бросало клуб дыма вниз и в сторону кормы, так что Костя отчетливо чувствовал запах гари. Но Костя сидел по правому борту. До советника же совершенно точно дым не долетал – ветер все сносил прочь.
Потом появились дельфины и долго плыли рядом с катером, выныривая то справа, то слева, то перед самым форштевнем. Добрых полчаса пассажиры, которым заняться было решительно нечем, с удовольствием на них глазели, переходя с кормы на нос и обратно. Команда на это поглядывала снисходительно.
Время до вечера пролетело неожиданно быстро – вроде бы только недавно обед подавали, а тут уже и ужин поспел. На этот раз стюард принес бутерброды с бужениной и сладким лучком, а еще терпкое красное вино, которое удивительно приятно пилось. Костя вообще-то недолюбливал сухие вина, они казались ему нестерпимо кислыми, аж челюсти порой сводило, но это то ли не было совсем сухим и содержало какой-то сахар, то ли просто было очень хорошим – пилось на ура. И опять же настраивало на благодушный лад и странным образом позволяло коротать время.
В общем, Костя оглянуться не успел, как солнце за кормой коснулось воды, а далеко впереди замаячило нечто – с такого расстояния было не разобрать, но правил капитан в точности туда, помалу забирая к левому берегу. Костя поначалу недоумевал – а где же неприступные горы, которые должны окружать Халиакру?