— Так расскажи мне все.
Кристина на секунду задумалась, а потом, молча, покачала головой: «Нет, лучше придумай сам… Мое настоящее и прошлое. Ведь ты придумывал героинь для своей книги. Так в твоих глазах я всегда буду идеальной — такой, какой ты сам хочешь видеть меня… Я хотела бы быть идеальной для тебя. Прежней меня больше не существует, поэтому в некотором смысле это даже не будет ложью. Просто новая я. Какой меня будешь знать только ты один».
Она была права — в моих мыслях сейчас она всегда оставалась идеальной. Я знал, что в реальности так не бывает, но все равно мне было приятно сохранять в себе этот образ. В такие моменты я думал, что я единственный человек на всем свете, кто знал и помнил ее именно такой. И по этой причине моя книга сейчас имела какое-то особое значение. Я хотел рассказать о ней всем — какой она была, и какой я запомнил ее, когда в последний раз видел ее лицо в окне уходящего поезда. Это было особое чувство — рисовать словами ее портрет, как будто только этот роман мог сделать нашу историю по-настоящему бесконечной.
Она была со мной, пока я продолжал ее помнить. Я вспоминал ее, когда слушал треки А-НА или замечал мотылька, что кружился у потолочной лампы. Я вспоминал ее по утрам, когда видел туман, лежащий у подъезда моего дома. И вспоминал о ней поздно ночью — каждый раз, когда где-то вдалеке доносился звук уходящего поезда.
Кристина… Это имя теперь обрело для меня сотни смыслов. Я произносил его, улыбаясь, когда прокручивал в голове какие-то моменты из нашего прошлого; и почти кричал, когда, просыпаясь по утрам, видел, что ее больше нет со мной рядом. Где-то в глубине души я по-прежнему знал, что люблю ее. Но с течением времени это чувство во мне понемногу менялось. Я больше не чувствовал боли, когда думал о том, что никогда не увижу ее вновь. И грусть во мне постепенно становилась все более светлой. В такие минуты, я часто думал о том, что Кристина была не права, говоря, что пустота лучше боли. Я больше не собирался бежать от своих чувств, ведь только эта боль странным образом еще делала меня счастливым.
********
В середине декабря, когда в Минске, наконец, пошел первый снег, я поставил последнюю точку в своем романе. В общей сложности на его написание ушло около двух месяцев — и это если не считать те отрывки, которые я писал, еще находясь в «Мон-Сен-Мишеле». Во всей книге было четыре части, двадцать девять глав и более двухсот страниц печатного текста. Я купил новый картридж для своего принтера, отправил листы на печать, а потом долго сидел в стороне, глядя на то, как на пол падают все новые и новые страницы. Когда принтер закончил печатать, я собрал все бумаги, сложил их в специальную папку и отнес Веронике, чтобы узнать ее мнение о последних главах и перейти к финальной редактуре текста.