Когда в мае этого года на Чернигов обрушилась серия воздушных бомб, и с вертолетов прошел пулеметный дождь по мирным поселениям, Смольников не выдержал. Он взял пистолет, подаренный ему за отличное окончание военного университета, и разрядил его себе в висок. Лужа крови была настолько большой, что в штабе, где он совершил свое убийство, прогнил пол. Возможно, это стало одной из причин противления Остапенко расположиться на месте предшествующего начальника.
Ну а женщины… Женщины вешались чуть ли не каждую неделю… Кто-то по бабской глупости, как, например, Соня Ставрогина. Девушка повесилась на чулках из-за неразделенной любви к Стопко. Кто-то из-за одиночества — Мария Левко — месяц назад — похоронка на сына. На каждом, так или иначе, была чья-то кровь, но в этой неназванной войне, кровь была обычным заурядным и не выходящем за норму делом.
Она проснулась на рассвете. Черный чулан, куда ее избитую затолкнул Захаренко, оказался обычным соломенным амбаром, через стены которого проникал свет. Открыв заплывшие от синяков глаза, она увидела ссадины на руках и кровь на мастерке. Нос не мог дышать. Жижа, сотканная из крови и соплей, забила полностью гортань. Коса была полностью истреблена, а кровоточина на затылке не переставала струиться всю ночь.
Она попыталась встать. Ноги не держали тело, от усталости и изнеможения. Она по-прежнему не помнила себя, но физиология давала знать, что в той, забытой жизни, она давно не ела. С улицы были слышны голоса солдат, то приближающиеся, то отдаляющиеся в пространстве. Нащупав, увиденную вчера в зеркале рану у предплечья, она решила снять мастерку. Тело ее представляло собой грязный кусок прорешетенного мяса. Кровь смешалось с пылью и песком, образовывая, сероватые пятна по всему телу. Их она насчитала семь: три больших — у предплечья, левой груди и чуть ниже живота, и четыре поменьше, рассеянных по всему туловищу. А синяки, синяки она не считала. Весь живот был одним сплошным синяком. Рукой она смогла ощупать часть спину. На мгновенье она порадовалось, что не может видеть себя со стороны. Через всю стену проходила глубокая царапина.
Она решила подойти поближе к стене, что бы попытаться рассмотреть сквозь солому происходящее на улице. Лишь с третьей попытки, ей удалось привстать. Медленно, на полусогнутых ногах, она добралась до двери, и оперлась об ее ручку. Просветы в соломе были мелкими, и она могла лишь фрагментарно воспринимать окружающую ее реальность. Вот пошел один солдат, в левую сторону, вот — второй, туда же. А вот идут обратно целой группой еще несколько. Все они ходили мимо амбара, не обращая на нее никакого внимания.