Она села спиной к стене и прикрыла глаза. Кто она? Что она тут делает? Где тут? Как она тут оказалась? — и сотни подобных вопросов вереницей пульсировали в ее голове. Сотни, но, ни одного ответа на них. Все, что выдавала ей память — то вчерашнее небо с полярной звездой и крик ворона где-то в вышине. Ни одного нового лица, кроме вчерашних, ни одного нового звука, кроме вчерашних, ни одного воспоминания, кроме вчерашних… Странно, ее память выдавала картинки пятидесятилетней давности — памятники Ленину, Великую Отечественную, цветное телевидение, динозавры, интернет… Все это было, но не было ее. Память стерла ее жизнь из всех страниц истории. Она знала, что с 2014 началась неназванная война, но кто она в ней — оставалось загадкой.
Закрыв глаза, она вновь уснула.
…
Дверь в амбар открылась. Тяжелый замок упал на землю, произведя продольный звон. Она проснулась от этого непонятного шума и увидела Сибитова. Он стоял раскачиваясь на стопах, перенося вес тела с одной части туловища на другую. Вид у него был явно помятый, а под глазами гордо расположились два сонных мешка.
— Ну что, вспомнила, кто ты? — с тем же вчерашним высокомерием начал он.
— Нет, — протирая уставшие глаза и, пытаясь приподняться, ответила она.
— А я смотрю, ночь бурная была. Кто так тебя, Захаренко огрел? Или сама с лестницы слетела… Правильно сделал, вы уже надоели сюда сунуться. Поднимайся. К нам пойдешь.
Боль вернулась к ней. Она медленно, потягивала свое тело по стенке. На затылке опять появились буроватые капли. Сибитов подал ей руку. Опершись на нее, она встала. Их глаза встретились. Внезапно, для самого себя, моторщик впервые увидел потерянный взгляд полный молчаливой боли и отчаяния. Она же заметила лишь искорки сострадания в пустом омуте надменных глаз. Сибитов постарался не сжимать руку, и, словно отстраняясь от нее, приоткрыл дверь.
Солнечный свет, заполнивший все пространство вчерашней ночной улицы, показался ей уникальным, единственным в своем роде. Конечно же, раньше она часто видела свет, но, в пределах, которые отвела для нее память, его больше не было. Она впервые отчетливо и ясно видела его. В глазах показались слезы, то ли от ослепляющего солнца, то ли от мучительной правды. Правда была в том, что она не знала ничего про себя.
Сибитов, стараясь как можно бережнее придерживать тело своей арестантки, шел медленно. Да, он не один десяток раз до этого выводил таких же как и она беглецов. Таких же избитых и таких же вражеских. Но ни разу, он не чувствовал к ним сострадание, минутой назад порожденное этой хрупкой девушкой. Она же просто шла, шла и не думала о том, куда ее ведут. Тяжело предугадывать последующие события, когда из предыдущих у тебя только непонятная боль и неизвестные здания.