— Сплюнь, идиот.
За диалогом и подслушиванием его, вся троица не заметила, как уже подошла к сараю. Она узнала вчерашнее место ее пребывания, и замерла от страха. Беглянка боялась такого же продолжения этого вечера, как вчерашнего. Но моторщики оказались намного гуманнее Захаренко. Увлеченные собственной беседой, они на автомате открыли амбарный замок, поманили рукой беглянку, и, когда та зашла, спокойно продолжили говорить. Мартюк и Стопко настолько повисли в обсуждении, что даже забыли закрыть замок обратно.
Она это слышала, и, садясь на вчерашнее место, начала обдумывать возможные перспективы, которые открывала перед ней оплошность надсмотрщиков. Беглянка спокойно могла скрыться в лесу за общежитием, выждав, когда все солдаты лягут спать. Предыдущая ночь, проведенная здесь же, в сарае, дала ей приблизительную картину военной жизни: собак на территории не было, а значит, охраняли сон люди. Частые перебежки солдат от общежития и обратно, судя по всему, были привычными для части, и, поэтому появление какого-либо женского силуэта не смутило бы охранников. Она поняла, что бежать можно. И нужно. Но куда?
За весь сегодняшний день ее память не приблизила ни одного момента из прошлой жизни. Все они либо расплывались в непонятном наборе фрагментов пейзажа (какое-то одинокое дерево, какой-то одинокий мост, какая-то одинокая река), либо просто отсутствовали. Она все также ничего не помнила из вчерашней жизни, конечной точкой которой стала стая кружащей над ней ворон. Она устала себя терзать одними и теми же вопросами, ответы на которые скрывала сама же. Царапины и ссадины, так жгущие ее тело вчера, словно прекратили существовать. Они все стали реалиями прошлой жизни.
Сегодняшний день стал вторым в ее новой жизни. Он полнился событиями: из разговоров она поняла, что вчерашний ее обидчик — повесился, а солдат, бредивший о какой-то «Б-14» — умер. Женщина, первая из новой жизни, оказавшая ей помощь — Павла Степановна, вроде как, простая комендантша, а не как подсказывала ей фантазия, генеральская жена. Еще она вспомнила два взгляда, которые засели в ее подсознании. Завистливый взгляд девушки с кухни, и взгляд Сибитова. И, если с первым взглядом было все понятно: глаза девушки весь разговор были направлены на платье беглянки, то ли завидуя, то ли опознавая былую вещицу, то взгляд второй — ее пугал. Глаза моторщика, казавшиеся холодными и злыми, стали для нее какими-то родными. Сибитов стал для нее единственным близким знакомым человеком в этой части. Она пыталась понять, что скрывали эти глаза, так явно отказывающиеся встречаться с ее.