Ну, пока! Привет всем. Жду писем. Я.
134.
13 сентября 44 г.
Здравствуй, мама! Я всегда восхищался твоим гениальным умом, вчера же ты просто превзошла все мои ожидания. Получил я твой перевод. Я не хотел просить тебя послать денег, зная, что вы не особо сладко живете, но уж раз послала — приходится покориться. Если быть справедливым, то перевод твой пришелся весьма кстати.
Дело в том, что после голодухи у меня появился бешеный аппетит, впечатление такое, что я вообще никогда не наемся. Врачи мне прописали дополнительные 200 г хлеба — итого я его получаю 800 грамм. К каждому утру изготовляю кружку простокваши, а к ужину картофельное пюре с луком. В результате этих мероприятий моя ненасытная утроба чувствует себя в нормальном состоянии. Вероятно я все же восстановлю свои силы, вопреки всем стихиям.
Врачи лечить меня перестали и предоставили мне пока возможность восстанавливать силы и отдыхать. Вероятно наше свидание придется отложить до лучших времен. Вот только надеюсь, что не поспею в те места, где меня ранило первые разы. Надоело морозиться. Уж лучше поближе к родине уважаемого папаши. Однако думаю, что к октябрьским торжествам мне устроят все же свидание с фрицами. А ну их к чорту: и вспоминать противно ей-богу.
Ну, пока! Привет всем — твой блудный сын Иаков.
135.
Здравствуй, мама! Получил вчера, наконец, твое заказное письмо. Да, верно говорят, что «от великого до смешного один шаг». Твое, вполне понятное, желание увидеться со мною поистине велико: согласна броситься в весьма и весьма сложный путь в Тихвин — таково уж это великое благородное материнское чувство.
Но вот передо мною твоя бумажонка «официальная» — неужели не смешно предполагать, что меня отправят лечиться к «родственнице», работающей сестрой (!). Уж написали бы, что я брат профессора или еще что-нибудь, заставляющее хоть задуматься, а то ведь твоя записочка, ей-богу, вызвала лишь улыбки, причем они возникали, как только читающий доходил до слов «родственника сестры». Ну, да хватит об этом. О встрече надо пока забыть, или вернее ее отложить до победного конца.
Дела мои обстоят следующим образом. Раны зажили окончательно. Живот выдерживает принятие подряд трех обедов. Я не шучу — аппетит у меня бешеный, и вот уже неделю, как по 3 — 4 часа в день хожу чистить картошку, за что меня кормят обедом, равным двум обычным, да прихожу в палату — еще один съедаю. Если к этому добавить два — четыре стакана брусники или клюквы да кружку молока и помидор или огурец, покупаемые на рынке, то будет понятно, почему мне все встречные говорят, что я очень поправился. Да я и сам это вижу: был ходячей тенью, а стал уже каким был и до ранения. Чувствую себя вполне уже окрепшим. Даже аппетит стал нормальным — в том смысле, что не чувствую себя круглые сутки голодным: — отъелся. Но кушать продолжаю во всю, чтобы лучше поправиться. Меня на-днях должны выписать, как врач вчера мельком сказал — в «нестроевую». Ну, пока. Целую. Я.