Православное Религиоведение: Ислам, Буддизм, Иудаизм (Максимов, Смоляр) - страница 47

Интересно также, что, высказываясь о чудесах христианских святых, суфийские подвижники, не отрицая их, определяют как творимые «через нияза, т. е. путем тренировки тела…, и вот этот начальный уровень — это уровень, от которого очень трудно оторваться, очень опасный уровень. Из-за увлечения этим уровнем, в соответствии со степенью увлечения, увеличивается количество преград, завес между ним и Всевышним»7.

Приведенные тексты и выражения свидетельствуют о том понимании, что чудеса мусульманских святых происходят в силу некоею обретенною свойства или способности использовать сокрытые силы человеческою естества либо ритуальные формулы, но не в силу личного участия Бога в каждом из этих чудотворений. Вот, как на эту тему выражается один из современных суфийских авторов: «Суфии относятся к чудесам спокойно, считая их следствием работы определенного механизма, который будет оказывать влияние на человека в той мере, в какой он будет находиться в гармонии с ним»8. Источник такого рода чудес находится как бы вне Бога и Его воли, что, вероятно, и смущало отдельных строгих мусульманских подвижников, стремившихся максимально сосредоточиться на Единственности.

В то же время христианское представление о чудесах, совершаемых святыми, совершенно иное. Святой предстоит пред Богом, всецело живет в Боге, и Бог, как сыну и наследнику по благодати, дает ему силу дерзновения в молитве и скоро удовлетворяет ей. Но при этом подлинным совершителем чуда всегда является Он Сам, точнее же, это происходит синергийно между ними, личность святого также не выключена из этого процесса. Представление о механическом, неизбежном и неотвратимом даже со стороны самого автора последствии его проклятия, как в описанных выше случаях с Наджм ад-Дином, в христианстве совершенно немыслимо.

Мусульманские подвижики были по-своему очень велики, но их аскеза «основывалась на том, что Аллах, сотворив однажды этот мир, с тех пор даже не взглянул на него»9, тогда как подвижники христианства брали; на себя подвиг ради той любви Божией, которой «так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин. 3, 16).

Да, и в исламе многие мистики также много говорили о любви к Богу. Но любовь, о которой они говорили, которую; воспевали и к которой стремились — любовь рабская, и по их же собственному признанию, «высочайшей честью, даруемой Богом, является наименование Абдалла (раб Бога)»10. «Любить Бога — значит любить покорность Богу»; «истинная любовь — это повиновение Возлюбленному»; таковы объяснения, принадлежащие самим суфиям. А в христианстве человек призван к сыновней, а не рабской любви к Богу. Христианская любовь — это любовь, осмысляемая сквозь призму факта Самопожертвования Бога ради человека.