— Сколько же с рабочего люда за века награбили, — проворчал Скромный больше для порядка. Потому что видел: красиво. Как ни верти, красиво. И ведь за что сами-то на революцию вставали? Чтобы всем такие дома, не одним буржуям!
Подошли к особняку Морозова. Люди толпились тут во множестве. Шинели чередовались с пиджаками, фуражки с косынками, туфли-лодочки с австрийскими добрыми ботинками — на четвертое июля назначался пятый всероссийский съезд советов рабочих, крестьянских, красноармейских и казачьих депутатов. Поэтому эсеры и склубились у своей штаб-квартиры. Скромный хорошо знал, что социал-революционеры большинства на съездах не имели. Третья часть в лучшем случае. Зато крестьяне по всей Руси Великой поддерживали именно эсеров, а большевиков не очень. Особенно после того, как в мае — июне большевики возродили царскую продразверстку. И вот позавчера буквально — декрет о комбедах. За что же тогда революцию делали?
С другой стороны, когда большевики в апреле — мае арестовывали повсюду анархистов, эсеры помогли как раз-таки большевикам. Кто говорил, анархистов брали за разврат и разгул — а кто полушепотом намекал, что не захотели матросы-анархисты сдавать Балтийский и Черноморский флот немцам, как предусматривал Брестский мир. Вот, значит, за то и ополчились на них большевики.
Скромный понимал, что правды не доискаться так вот запросто; но за Корабельщиком шел с интересом. Что же такое собирается заявить матрос, отчего люди, взрывавшие царских министров, не напуганные ни каторгой, ни ссылками — в Бутырке Скромный повидал таких твердокаменных — и вдруг такие-то люди захотят стрелять?
Растолкав густую толпу, Корабельщик с попутчиком вошли под прохладные своды. Скромный опять вздохнул: жирно жили буржуи! От лепнины, картин и позолоты натурально рябило не то, чтобы в глазах — а уже и прямо в уме. Так что Скромный остановился, придержав спутника за локоть. Против ожидания, тот понял все сразу:
— Вы правы. Подготовиться надо. Эй, товарищ! Нам бы умыться с дороги. К Чернову мы, невежливо являться в пыли по уши.
Остановленный парень в солдатском охотно показал уборную с рабочими кранами. Умылись, перезаправили одежду. Матрос отстегнул ремешок на кобуре. Скромный переложил наган поудобней.
— Если правда начнется, стреляйте в потолок, — совершенно незнакомым, новым и деловитым голосом велел Корабельщик. — Потому что, если не стрелять в потолок, можно выстрелить куда-либо еще, а тогда мы точно кого-то убьем. Народу много… Ну, пошли.
Вошли в большой зал и матрос тотчас же адресовался к секретарю — хорошо одетому мужчине, державшему оборону от посетителей за громадным полированным столом, обложенным бумагами, разрываемым целыми двумя неумолкающими телефонными аппаратами.