— Конечно, — согласился он, улыбнувшись. — Должно быть, тогда я и перестал бояться. А когда я научился говорить, они позволили мне жить. Иногда я был им необходим.
— А мне кажется — хоть ты был только мальчиком — ни один охотник не смог бы держаться храбрее.
Слова эти почему-то обескуражили его, он и сам не понимал, почему на глаза вдруг навернулись слезы, пришлось даже отвернуться. Какие слезы? Он же охотник. Но разве для слез нет причины? Есть, должно быть. Не те ли эго слезы, которых не проронил маленький мальчик, оставшись в одиночестве среди мургу? Впрочем, все это было давно, теперь он уже не маленький… Он поглядел на Армун и взял ее за руку. Она не убрала ее.
Керрик был в смятении. Он не знал, зачем он это сделал, быть может, чтобы передать сильное, непонятное для него самого чувство, которое охватило его, как наедине с Вейнте'. Он не хотел вспоминать о ней, не хотел даже думать об иилане'. Не отдавая себе отчета, он больно стиснул ладонь девушки. Но она не отдернула руку. Теплота, словно от солнца, охватила его тело. Что-то важное случилось с ним, с ними обоими, и он не понимал…
Но не Армун. Она знала. Она часто слушала молодых женщин и тех, кто постарше, матерей, когда они рассказывали о том, что происходило в шатре наедине с охотником. Она знала, что сейчас будет, и радовалась, отдаваясь переполнявшему ее чувству. Быть может, потому, что она ни на что не надеялась и ничего не ждала. Если бы сейчас была ночь, если бы только им никто не помешал! О дальнейшем женщины рассказывали сдержанно и коротко. Но сейчас день, а не ночь. Но вокруг так тихо. И они совсем рядом. Она тихо шевельнула рукой, высвобождаясь, и Керрик отпустил ее. Она встала, заглянула ему в глаза и отвернулась.
Высунувшись из шатра, Армун огляделась. Поблизости не было никого, не слышно было даже детских криков. Почему?
Ах да, сейчас отпевают Улфадана-саммадара. Вспомнив об этом, она задрожала. И все сейчас там. Все люди сам-мадов до последнего человека. Они вдвоем с Керриком.
Она решительно вернулась в шатер и опустила за собой полог.
Так же решительно распустив повязки своей одежды, она опустилась перед Керриком на колени и раздвинула укрывавшие его шкуры.
Тело ее было так близко. Нога не давала Керрику шевельнуться, но он и не хотел этого и скоро вовсе забыл про боль. Армун была мягкой, нежной и теплой, волосы ласково прикасались к лицу. Он обнял ее… Теплая… Воспоминания о прохладном теле таяли, отступали. Мягкое тело, теплая плоть, округлая и сладкая, дающая удовольствие. Он еще крепче прижал ее к себе, губы ее шептали ему на ухо речи без слов…