Из-за угла, за которым скрылся Воронцов, вдруг вышел дородный подполковник, председатель комиссии. Он увидел Ливадову и приветливо улыбнулся. Направился к ней, но кто-то отвлек толстого офицера срочным разговором.
Евгении вдруг подумалось, что подполковник, скорей всего, считает, что она ему обязана.
А что думает она?
Ливадова вздохнула. Она знала, что теперь делать.
Конвертоплан медленно заходил на посадку, его поворотные реактивные двигатели были направлены соплами к земле. Андрей Ливадов не знал, что за бортом машины, – лишь почувствовал, что летательный аппарат изменил направление движения.
Левый глаз заплыл так, что им ничего не видно, рассеченная губа тоже распухла. Андрея крепко и со знанием дела избили. Он не мог сопротивляться – любая попытка дернуться, чтобы вмазать руками, скованными наручниками, или ударить ногой, пресекалась вспышкой резкой боли от рабского ошейника. Казалось, мышцы отслаиваются от костей, рвутся сухожилия, однако Андрей не успевал потерять сознание и забыться в сладостной тьме.
Рамирес, сука, четко следил, чтобы русский не отключился, но и не мог ответить двум взявшимся за него морским пехотинцам, обритым налысо, с сытыми мордами и маленькими злыми глазками, в которых интеллекта имелось не больше, чем у гориллы. Но бить они умели. Мастерски и аккуратно – чтобы не выбить зубы, чтобы не повредить внутренние органы.
Раб получил хороший урок. Со стороны могло показаться, что избит он до полусмерти, и это было недалеко от истины. Джонсу вновь пришлось просить помощи армейских медиков, чтобы привели Ливадова в чувство. Чудо-укол подействовал, и тогда за дело взялся сам Джонс. Нетчип следил, чтобы американец не перестарался, а тот отвел душу по полной. Ошейник накрывал русского одной волной муки за другой, превращая Ливадова в полуживое стонущее и порой скулящее существо.
Артур хотел добиться унижения и раскаяния, когда в промежутках между пытками вытаскивал из русского признания о том, что он думает о случившемся. Но валявшаяся у ног американца скотина лишь смотрела на хозяина с неприкрытой ненавистью да мычала что-то, пока боль опять не становилась нестерпимой и взгляд не терял осмысленность.
Джонс мог бы довести русского до сумасшествия или спалить нервную систему полностью, убив Ливадова на месте. Господь свидетель! Это было бы справедливое отмщение! Но благоразумно заданные информационной системе рамки напоминали, когда нужно остановиться.
Вновь пришлось искать медиков, на сей раз доктор появился не сразу и оказался крайне раздраженным, что его постоянно отвлекают от срочных и важных дел. Пришлось заплатить, а то бы не перестал ворчать. Артур просил уколоть раба в третий раз, ведь тот уже и на ошейник плохо реагировал. Поворчав, медик всадил в русского третью инъекцию, добавив, что четвертая откинет его со стопроцентной вероятностью, а может, и эта.