Остывая, проповедник покосился на русского. Да, продать – это лучшее решение. Можно только порадоваться, что место, где дают за человека лучшую цену, всего в одном дне пути. На поезде до Порто-Карго, который с чьей-то легкой руки все чаще называют Карфагеном, всего ничего.
Поезд… Джонс скривился: он не любил поездов из Диких земель. Особым комфортом они не отличались, не говоря уже о том, что никто не гарантировал безопасности. Правда, Артур Джонс всегда готов был пойти на риск, каким отличались от цивилизованных секторов Дикие земли. Но теперь надо крепко подумать о следующей экспедиции. Стаю двухголового никогда раньше не встречали нигде, кроме Мертвых земель.
Не превращаются ли Дикие территории в Мертвые?
Джонс взглянул на раба, устроившегося у его ног. Стальной ошейник – гарантия покорности русского. Он сидел на полу справа от кресла американца.
Руки Андрея по-прежнему в наручниках. Он свалился на пол, едва Джонс указал, где сидеть. Как собаке, но на это было наплевать. Андрей закрыл глаза, опершись спиной о пластик обшивки, и вытянул ноги. Их пару раз пинали, когда на борт грузилось отделение морпехов в черной броне, но после избиения и ада, что устроил Рамирес, это было сущим пустяком.
От комка несло пылью, потом и засохшей кровью. Молния на левой стороне куртки выдрана, ворот майки разорван, правая штанина ниже колена тоже. Ливадов грязный, как бомж. Нет, вид у него гораздо хуже, чем у бездомного. Бомжи обычно не ходят в окровавленной одежде. Хорошо хоть целы черные ботинки-берцы да капюшон. Ливадов натянул его на голову, чтобы ненадолго укрыться от чужого и безжалостного мира.
Тупая боль во всем теле, голова раскалывается, в ушах шумит. Тошнит. Едва открывает правый, незатекший глаз, начинается головокружение. Сука! Если бы не Женька, которую он должен спасти, он предпочел бы помереть прямо здесь. Только как же сестра?
Конвертоплан приземлился, рев двигателей за бортом смолк. Летели недолго; знать бы куда. Впрочем, не сильно это и важно. Андрей не стал крутить головой и выглядывать что-нибудь. В грузовом отсеке иллюминаторов нет, и ему абсолютно все равно, куда добрались. Ливадов выругался про себя. Стало легче, крепкие слова, которые часто произносил про себя, не позволяли свихнуться. Он держался, но постоянно жгло и кололо внутри.
У него была свобода! Была! И как же быстро все оказалось потерянным!
Трамп-рампа в хвостовой части борта пришла движение. Ливадов и Джонс находились ближе к опускающемуся люку, чем морпехи. Потянуло легким сквозняком, раскрывающийся проем открыл грузовой отсек для солнечного света.