– Там тюрьма? – поинтересовалась Ливадова.
– Нет. Это Загон, я о нем говорил. Внутренний сектор двести одиннадцатого, предназначен для рабов, а за ним промышленная зона. – Дмитрий доводил информацию для пассажирки по-военному кратко и четко.
Загон выглядел не только запретной, но и закрытой территорией. Его окружал забор из вертикальных металлических прутьев, меж которых натянута сетка из квадратных ячеек. Держалась конструкция на столбах с прямоугольным сечением. Все окрашено белой краской. Кроме самой колючей проволоки над ограждением, чьи пять рядов смонтировали с уклоном внутрь квартала. За забором однотипные жилые панельные многоэтажки песочного цвета.
– Выглядит как концлагерь.
Дмитрий изучающе взглянул на девушку.
– Нет, это не концлагерь. Правда, для тех, кто внутри, выхода из него почти нет.
Ливадова смотрела на проезд в Загон. Если в предназначенных для полуграждан кварталах двести одиннадцатого восторжествовала анархия, а закон, поджав хвост, сбежал с контролируемых уличными бандами районов, то сектор для рабов производил совсем иное впечатление.
Он походил на тюремное поселение. Проезд за шлагбаумом мог закрываться воротами, чьи створки сейчас были прижаты к забору. Справа от проезда располагался блокпост. Двухэтажное здание, обнесенное бетонным ограждением с прорезями для стрельбы из позиции стоя.
Слева сразу два полицейских бронеавтомобиля с пулеметами на крыше. По обеим сторонам дороги стояли полицейские в экзокостюмах, вооруженные автоматами. Всего у въезда в Загон девушка насчитала четырнадцать человек в темно-синей броне.
– Зачем так? – Женька кивнула на блокпост, когда миновали поднявшийся при приближении такси шлагбаум.
– За этим забором все является собственностью Корпорации. Полиция охраняет ее имущество.
– И люди тоже собственность? – зачем-то спросила Женька. Словно и не принадлежала сначала Трансрегиональному университету, а потом Владимиру Воронцову.
– Собственность, конечно, – ответил Дмитрий. – Разве это вас удивляет?
– Нет, – Ливадова вздохнула, – не удивляет.
– К тому же, – продолжил таксист, – в данном районе высокая террористическая угроза.
– Здесь?
– Именно. Как ни странно, люди всегда борются за свои права, – говорил Дмитрий с неприкрытым раздражением, – даже рабы. У тех из них, кто живет в двести одиннадцатом, нет другого способа заявить о себе, кроме террора.
– А вы откровенны.
Дмитрий метнул на девушку взгляд-молнию.
– Мы свободные люди. Можем иметь собственное мнение, – ответил он. – Это наше законное право. К тому же я не сказал ничего, что не сказано в новостях. Ах да. Забыл добавить, что права у рабов конечно же мнимые.