— Хорошо, именно так и сделаю, — кивнула я, намереваясь сразу же наведаться в странное, судя по описаниям Садальского, место. — Не подскажете, выставка каждый день работает? Или выходные есть? В музеях, например, понедельник — нерабочий день.
— Эта галерея открыта ежедневно, с десяти утра до восьми вечера. Даже в новогодние праздники, насколько мне известно. Оно и понятно — торговый комплекс, в дни каникул там наибольшее скопление народа.
— Что ж, спасибо за подробный рассказ и информацию, — поблагодарила я Садальского, допивая уже остывший кофе. — Обязательно сделаю фотографии ваших работ. Думаю, для статьи у меня достаточно материала!
— Только в основном речь в вашем интервью касалась Вольдемара Огородникова, — заметил Роман Андреевич. И правда, я думала, он не обратит внимания на то, что я свела беседу к разговору об Огородникове, поэтому пришлось выкручиваться.
— Ну, потому что я в своей статье собираюсь осветить не только современную живопись, но и отношения между художниками, — нашлась я. — Это читателям будет интереснее всего.
— Скандальная хроника, что ли? — немного презрительно хмыкнул Садальский. — Что-то не хочется во всем этом участвовать…
— Не волнуйтесь, — принялась я успокаивать художника. — Ничего такого жуткого и скандального я писать не буду. Вот, например, вы же рассказывали о том, как уважаете прежнего председателя Союза художников? Об этом я обязательно напишу, это необходимо! А про Огородникова — так, два слова. Я же его картин особо не видела, намеревалась сфотографировать нашумевшую «Богиню огня», а ее украли, вот незадача… Но я напишу о ваших этюдах, не сомневайтесь! Про Огородникова, наверно, вообще только упомяну, а рассказывать не буду. А то читатели решат, что живопись у нас в Тарасове и вовсе вымирает.
— Ну, если таких Огородниковых много разведется, то придется признать вашу правоту, — вздохнул Садальский. — Сам я не претендую на звание художника или мастера — по мне, так надо еще много чему учиться и совершенствоваться. Но мне совершенно не нравится, когда человек, который и кисть-то держать правильно не умеет, кричит на каждом шагу, что он гений. Те, у кого на первом месте собственное «я», обычно ничего собой не представляют, попросту хотят славы и известности. Если бы люди побольше трудились и работали над собой, то у нас в городе живопись бы процветала. Знаете ведь, как раньше было? Человек учился не пять лет, а сейчас и того меньше, а пятнадцать, двадцать! Мог годами рисовать одну гипсовую ногу — до тех пор, пока не освоит это идеально. И только потом он получал следующее задание. Поэтому и художники были замечательные — они ведь столько трудились! А сейчас… Мало того, количество учебных лет посокращали — сейчас ведь появился бакалавриат, учеба — три года и десять месяцев. Ну чему за столь короткий срок можно научиться? Даже куб гипсовый не освоишь, а программа — ого-го какая! Все по верхам, учеба ради корочки. Плюс ко всему всевозможные художественные студии выросли, как грибы после дождя. Человек платит деньги и думает, что педагог за полтора-два часа из него Леонардо да Винчи сделает. Ну куда это годится-то?