— Я… — Я виновато посмотрела в пол и невинным голосом произнесла: — Понимаете, врач слишком туго бинты наложил, я хочу, чтобы он заново мне плечо перебинтовал. Болит сильно, боюсь, что кровообращение нарушится и у меня рука совсем онемеет.
— Так что сидите в коридоре? — по тону Натальи Владимировны было понятно, что она мне не поверила. — Зайдите в кабинет, там после вас нет пациентов! Нечего слушать разговоры с посетителями!
— Я не слушала, — нагло соврала я. — Просто немного кружится голова еще, я встать боюсь.
Наталья Владимировна тут же кинулась ко мне, как мне показалось, выказав слишком ярое рвение помочь слабой несчастной пациентке. Я поняла, что она попросту сбежала от неприятного разговора с матерью Ани, сделав вид, что жутко занята и не может и далее выслушивать разгневанную женщину. Я подыграла медсестре — несмотря на то, что в последнее время Наталья Владимировна срывалась на меня, мне все-таки нравилась эта молодая женщина. Я понимала, что у нее сейчас тяжелый период на работе — еще бы, такое чрезвычайное происшествие в ее смену! — поэтому не обижалась. Напротив, постаралась изобразить сильное головокружение и рухнула на руки Натальи Владимировны. Та меня подхватила, силком затащила в кабинет. Я не стала изменять своей легенде, пожаловалась врачу на то, что повязка мне давит и я боюсь, как бы из-за этого мне не пришлось ампутировать руку. Наталья Владимировна не выходила из кабинета: она постоянно спрашивала, чем может помочь врачу, охотно выполняла его поручения — словом, старалась сделать все возможное, дабы подольше не возвращаться в коридор к разъяренной матери пропавшей пациентки.
Когда мы наконец-то вышли из перевязочной, женщины уже не было на лавке. Видимо, она дождалась Степана Сергеевича и теперь предъявляла ему свои претензии. На лице Натальи Владимировны отразилось облегчение. Сейчас она разговаривала со мной так же мягко и дружелюбно, как всегда, и даже извинилась за то, что была несколько сурова со мной.
— Да что вы, не берите в голову! — улыбнулась я ей. — Надеюсь, история с Аней скоро прояснится.
— Хотелось бы верить… — уныло кивнула Наталья Владимировна, хотя по ее виду было ясно, что она особо не рассчитывала на благополучный исход.
Но ни вечером, ни утром следующего дня Аню так и не нашли. Из всего персонала больницы только Наталья Владимировна говорила со мной на эту тему. Остальные медсестры и врачи хранили молчание и не отвечали на мои вопросы, стараясь перевести беседу на тему моего состояния. Я поняла, что загадочное исчезновение больной встревожило всю больницу, и даже до остальных пациентов дошли туманные слухи о странном происшествии. В столовой больные переговаривались друг с другом, но из обрывков фраз, которые я слышала, было ясно, что никто толком ничего не знает. Прежних соседок Ани выписали, и выходило, что последней, с кем общалась девушка, была я. Но почему-то другие больные не горели желанием разговаривать со мной, несмотря на то что я находилась с Аней в одной палате. Кто-то считал, что моя соседка покончила жизнь самоубийством и врачи это скрывают, кто-то думал, что она сбежала, кто-то предлагал другие, более фантастические варианты. Меня пациенты сторонились, как будто подозревали, что это я виновата в таинственном исчезновении девушки. Могу с уверенностью сказать, что некоторые больные всерьез полагали, будто я убила Аню, а труп расчленила и спустила в унитаз. Воспользовалась острыми ногтями — ножей и других острых и режущих предметов у пациентов, понятное дело, не было.