— Он вышел из дома!
Это был почти крик. Инспекторы поднялись на несколько ступенек. Вест продолжал спокойно и твердо:
— Тогда не сможем ли мы поговорить с вами, миссис? Разговор будет касаться вашего мужа.
Она слегка заколебалась, потом, пожав плечами, сделала им знак подняться и провела в маленькую гостиную, она же и столовая, оклеенную цветастыми обоями и обставленную ужасной мебелью. Проходя перед обоими инспекторами, она трясла своими чрезмерно полными бедрами, едва прикрытыми слишком коротким платьем, в котором она была похожа на жирную улитку. Турнбал сделал жест, как будто собирался хлопнуть ее по заду, но вовремя опустил руку: слишком округленная миссис Браун внезапно остановилась.
— Если бы не эта болтушка снизу, я вам ни за что бы не открыла дверь… — Руки ее сжались в кулаки, глаза смотрели с неприязнью. — К тому же мне нечего вам сказать.
— Вы разве знаете, кто мы? — спокойно спросил Роджер.
— Вот глупость-то какая! — Она насмешливо пожала плечами. — Вы не первые полицейские, которые хотят задать мне вопросы. Но у меня всегда один ответ на это: я ничего не знаю.
Между тем предыдущие допросы мистера Брауна и его соседа здорово посбивали спесь с молодой женщины: она погрузилась в кресло с лицом красным, как клюква. Внимательно осматривая комнату, полицейские сосредоточили свое внимание на различных музыкальных инструментах, разложенных на буфете: ударные, два тромбона, труба. На стене висела соответствующая фотография.
— У вашего мужа есть оркестр, миссис Браун?
— Да, — мрачно ответила она.
Роджер, который рассматривал фотографии, осторожно снял одну, ту, которую им презентовал Тони. Там было надписано:
«Кетти и Биллу на память от Тони».
— Кто это такой, миссис Браун?
— Вы это знаете так же хорошо, как я! К чему же спрашивать?
Вест притянул себе стул и сел напротив и в достаточной близости от молодой женщины.
— Я не знаю, насколько вы отдаете себе в этом отчет, миссис Браун, но эта история очень серьезная. Ваш муж сделал глупость, по счастью, не слишком большую! Нарушение неприкосновенности жилища… мы сделаем все, что будет в наших возможностях, чтобы уладить дело. С не слишком строгим судьей он получит не больше трех месяцев. Время быстро пройдет, и он будет в гораздо большей безопасности в тюрьме, чем на свободе. После всех этих историй можно было ожидать худшего.
Побледнев как смерть, она проблеяла, с трудом шевеля языком:
— Что, что такое вы говорите?
— Вы сами хорошо знаете. — Роджер предложил ей сигарету, которую она взяла дрожащими пальцами, потом он сунул ей под нос фотографию. — Кто это?