Когда Орвиль бывал дома, он до поздней ночи лакал виски, а потом полдня спал. Иногда слушал музыку – ковбойские песни. В остальное время смотрел старые вестерны. «Дымок из ствола», «Бонанца», «Есть оружие – будут путешествия» входили в число его любимых лент. Десмонду не разрешалось открывать рот или шуметь, когда шел фильм с Чарльзом Бронсоном, Джоном Уэйном или Клинтом Иствудом. Причем он был обязан убирать и готовить. За непослушание дядя наказал его всего лишь раз. Десмонду хватило.
Вскоре он начал различать в дядином пьянстве систему. Первые полбутылки на него почти не действовали. Зато после второй он совершенно менялся, озлобляясь с каждым новым глотком. Начинал больше говорить, иногда сам с собой, иногда с Десмондом. Английский акцент густел с каждой минутой.
Дядя вспоминал послевоенное детство в Лондоне. Все его разговоры начинались со слов «после войны».
– Думаешь, у тебя трудная жизнь, парень? Ты не знаешь, что такое трудная жизнь. После войны – вот когда было трудно жить. Ты – слабак, парень. И отец твой был слабак. Взялся работать на овцеферме семейки твоей мамочки, выбрал жизнь слабака. И сопляка такого же вырастил.
Дядя много разглагольствовал о работе в нефтянке, о том, какое это трудное дело, какой он крутой. Поздно вечером, допивая бутылку, начинал вспоминать происшествия, людей, оставшихся без пальцев, кистей рук и целых конечностей. О смертях. От этих историй веяло жутью. Однажды, когда Десмонду стало неприятно слушать, он поднялся и хотел уйти. Не тут-то было. Дядя заорал:
– Когда с тобой говорят, ты должен сидеть и слушать! – И отпил еще глоток виски. – Они погибали у тебя на глазах, да? А ты постоял, посмотрел и дал деру. И шрамы у тебя на ногах оттого, что ты сбежал.
Десмонд попытался возражать. Хуже ошибки он не мог сделать. Урок запомнился надолго. Дяде всего лишь требовалась груша для словесных избиений. Орвиль как будто сцеживал обидными словами накопившийся в душе яд.
Через несколько недель после приезда в Оклахома-Сити Десмонд узнал причину, по которой злюка согласился взять его к себе. Орвиль стоял на кухне, держа в руках трубку – шнур тянулся к телефонному аппарату на стене – и тихо чертыхался насчет стоимости звонка в Австралию. Наконец, его соединили, и он спросил, когда придут деньги. Десмонд сидел в гостиной и слушал.
– Да пусть она сгорела, как адские врата, – мне-то какое дело! Продавайте чертову ферму и шлите деньги, как договорились.
Пауза.
– Или вы пришлете деньги, или я отправлю сопляка обратно, и тогда сами с ним разбирайтесь.