Абберкам лежал на постели, укрытый ворохом тряпья; ковер, красовавшийся наверху, оказался чудовищно грязным. Грудь больного высоко вздымалась и опадала, но дыхание было ровным и глубоким. Йосс с трудом поднялась, буквально собирая себя по кусочкам, — каждое движение отдавалось болью, — развела огонь, поставила греться чайник и заглянула в буфет. К ее удивлению, там оказалось полно еды; очевидно, старика снабжали из ближайшего города. Она приготовила себе сытный завтрак и, когда Абберкам проснулся, напоила его травяным настоем. Его больше не лихорадило. Теперь, по ее разумению, единственную опасность могла представлять скопившаяся в легких мокрота — об этом ее когда-то предупреждали врачи, лечившие Сафнан. А ведь Абберкаму уже за шестьдесят, значит, если он вдруг перестанет кашлять, это окажется дурным знаком. Йосс помогла ему приподняться и приказала:
— А теперь кашляйте!
— Больно, — простонал он в ответ.
— Но это необходимо, — строго сказала Йосс, и старик покорно закашлял, правда слабенько. — Сильнее!
Он подчинился и кашлял до тех пор, пока все его тело не скрутила судорога.
— Вот теперь хорошо, — похвалила Йосс. — А теперь спать! — И он заснул.
Ой, Тикули и Губу, наверное, умирают с голоду! Йосс помчалась домой, покормила своих друзей, переоделась и часок отдохнула у очага, поглаживая Губу и слушая его бесконечное тихое «мур-мур-мур». А потом снова побежала к Вождю.
И снова она до сумерек сушила простыни и без конца перестилала постель. И опять сидела рядом с больным всю ночь. Но утром ему стало лучше, и Йосс, пообещав вернуться к вечеру, ушла. Он не ответил, так как был еще очень слаб.
Вечером кашель стал «мокрым», что было очень хорошим признаком, — «хороший» кашель, одним словом. Йосс вспомнила, что Сафнан, выздоравливая, тоже «хорошо» кашляла.
Абберкам много спал, а когда просыпался, Йосс вручала ему бутыль, приспособленную вместо «утки», и он отворачивался, чтобы помочиться. «Скромность — хорошее качество для Вождя», — думала она. Йосс была довольна и им, и собой. Она еще годится на что-то и может быть полезной, да еще как!
— Сегодня ночью я здесь не останусь, так что сами следите, чтобы одеяла не сползли. Но утром я вернусь, — строго сказала она, в глубине души очень довольная своей решительностью и непреклонностью.
Вечер был ясным, но холодным, и Йосс ускорила шаги. Войдя в дом, она обнаружила Тикули, свернувшегося клубочком в углу комнаты, где он никогда раньше не спал. Она отнесла его к миске, но пес отказался есть и попытался вернуться в тот же уголок. Йосс стала уговаривать любимца и, видя всю тщетность попыток накормить его, отнесла животное на кровать, но он сполз и упрямо улегся все в том же углу. «Оставь меня в покое, — сказал он, закрыв глаза и уткнувшись черным сухим носом в переднюю лапу. — Уйди, дай мне спокойно умереть».