Посиделки на Дмитровке. Выпуск 7 (Авторов) - страница 178

— Меня только что выгнала из дома любимая женщина, отобрала ключи. Я вчера проигрался в пух и прах. Вот теперь слушаю в своем же исполнении песни и не знаю, как мне быть.

Граф вздрагивает от вроде схожей, но совершенно противоположной по своему разрешению ситуации.

Вот и кладбище. Федор Станиславович проходит по песчаной дорожке. Справа и слева белые березы, как в России. И кресты, кресты. Здесь похоронены русские писатели, поэты… Вот Зинаида Гиппиус и Дмитрий Мережковский. Он поворачивает направо: Евреинов, Бунин, а вот совсем рядом с русским режиссером похоронена его Нюс — Анастасия Нолиш-Долгорукова. За могилой ухаживает сторож. Много цветов. Граф наклоняется и кладет на белую мраморную плиту букетик весенних крокусов.

Потом он медленно идет к такси, возвращается в Париж, покупает в магазинчике бутылку «Божоле», поднимается в гостиную, садится в кресло и смотрит на белый квадрат противоположной стены, пока его не скрывает от глаз графа покров парижской ночи.

Сегодня выходной день. По радио поют «Песняры». Вставать с кровати неохота. Сквозь дрёму слышу, как жена что-то стряпает на кухне. «Песняры» закончили своё песнопение, и из динамика прозвучал позывной радио «Маяк». Голос диктора сообщил, что в Москве девять часов утра, назвал сегодняшнее число и год. Сонно посмотрел на настенный календарь. Диктор прав: сегодня октябрь 1979 года. Как же неохота вставать с тёплой кроватки! Сладко протяжно зевнул и опустил ноги на пол. Влез в тапки и в трусах прошёл в кухню. Жена обернулась от плиты, мило улыбнувшись, сказала: «Привет, соня!» и стала месить что-то ложкой в сковородке. Чмокнул супружницу в щеку, сказав: «И тебе приветище!», — пошлепал умываться.

Завтрак на столе. Жена моя умелица. Какой сказочный омлет стряпает она! Не омлет, а Песня! А сама жена! Это Гимн и Песня в одном облике её! Повезло мне с ней! А может, ей со мной? И имя у неё под стать ей: Дарья, Даша. Красивое имя, как в русских былинах. Ну, хватит о жене. Вернусь к омлету на столе. Рядом тарелка с нарезанным белым хлебом. Хлеб, кстати, по 28 копеек за батон. Этот батон можно было съесть зараз. Вкуснейший, мягкий, аппетитный. А корочка, горбушка у него! Это Сказка! Рядом два плавленых сырка «Дружба». Я любил намазывать хлеб этим сырком.

В центре стола — жестяная банка с индийским растворимым кофе. Эту банку мне по знакомству из-под полы продали в соседнем гастрономе. Пили этот индийский кофе — шиковали! — только по выходным. Экономили заморский продукт…. Съев вкуснятину-омлет, хлебушком подтер тарелку, и этот сочный мякиш отправил в рот. Чтоб я так жил!!! Индийский кофе пили с хлебом, намазанным сырками «Дружба». Кто так не делал, много потерял! Индийский кофе плюс советский сыр по имени «Дружба» — в этом что-то есть, получается этакое интернациональное.