Тем временем проводник, молодой парень, чех или словак, принес наши билеты, стоял третьим для поддержки этих двух и пытался всунуть билеты мне.
От него я просто отмахнулась.
— Ты напрасно принес билеты, я никуда не иду, и не мечтай.
Повернувшись к таможенникам, я протянула вперед руки ладошками вниз.
— Я не оказываю вам сопротивления, — сказала я, что было ложью. Я именно оказывала сопротивление властям чужой страны. — Я не буду оказывать вам сопротивления, — перестроила фразу, как будто от повторения это выглядело правдиво, — но и шага навстречу не сделаю. Ни единого шага. Вы вынесете из вагона меня на руках, а потом еще мою девочку и чемоданы, сама я ночью с двумя мужчинами никуда не пойду.
Сказанное вдруг на них подействовало. Видимо, реальностью нарисованной картины. Они, вероятно, живо себе представили, как несут меня на руках, что, учитывая мой возраст, было сомнительным удовольствием. Потом надо будет тащить ребенка, который не обещал не оказывать сопротивления, а мирно спал, и неизвестно, какие вопли начались бы, если его, в данном случае ее, девочку, разбудить. Она, возможно, не привыкла, чтобы ее по ночам будили чужие дяди в форме. И хватать чужого ребенка среди ночи… Потом не обелиться.
Чиновники задумались. Мои десять долларов, которые я готова была заплатить за визу, их не прельстили. Наконец, они поняли, что им самим тут не разобраться, и взывать к моей заскорузлой совести — бесполезное занятие. Молодой пошел звонить начальству, выяснять, что со мной делать.
Я непримиримо стояла в коридоре и непримиримо молчала. Была так зла, что уже ничего не боялась. Что может быть хуже, чем вылезти из вагона в холод в два часа ночи?
Минут через семь посланный вернулся. Лицо у него было обескураженное, я бы даже сказала слегка виноватое, если бы такие чувства были доступны чиновникам при таможне.
— Такие, как она (она — это я), могут проезжать через Чехию без визы до конца месяца.
Вот что сказало ему начальство. У кого-то все-таки обнаружились проблески разума.
Они повернулись и ушли. Даже не извинились.
— Так-то вот, — посмотрела я на проводника.— Я же сразу сказала, зря билеты принес.
— Это потому, что вы женщина, — ответил он. И очевидно было, ему жаль, что спектакль закончился не так, как он рассчитывал, и завидно, что благодаря полу я имела такие преимущества. — Если бы был мужчина, они бы точно вывели, а так связываться не захотели.
Я вернулась в купе и закрыла двери.
— Ушли, что ли? — спросила меня якобы спящая Настя.
— Ушли… А ты что, не спала?
— Поспишь тут, когда вы так орали.