Посиделки на Дмитровке. Выпуск 7 (Авторов) - страница 92

— Я вам признаюсь, — просто и естественно начала Люба, — чем дольше я живу, тем чаще случается разочаровываться в людях. И жизнь моя непростая, хотя началась хорошо. В дружной родительской семье. Мама и бабушка научили главному: жить честно и честно работать. В двадцать лет я встретила замечательного человека. Мы очень любили друг друга. Муж — молодой офицер, лётчик, был откомандирован в Афганистан… Погиб он, когда нашему малышу исполнился год.

У меня выбило почву из-под ног. Сами понимаете: молодая вдова, малый ребёнок, временное казённое жильё… Конечно же, людей, которые мне помогали, было больше. Но… С кем только не сталкивает жизнь. Не хочу никого обижать, но мои звери гораздо лучше иных двуногих. Собаки чисты и бескорыстны. Они ничего не делают ради собственной выгоды. Они смелы и при случае защитят меня даже ценой своей жизни. Я в этом уверена. Они никогда не предадут. А собачья верность! Недаром о ней написано книг больше, чем о верности человеческой. И, наконец, они любят меня, как никто другой…

— А мы-то с вами хороши, — всполошилась я, дослушав последний на сегодня Любин монолог. — Ночь на дворе, а наши хвостатые ещё не выгулены.

Приём в японском посольстве

Как нужно выглядеть на четырёхчасовом приёме?, мне объяснила жена дипломата, модельер Лена Еленикова:

— Приедешь на такси. Туфли замшевые. В юбке. Украшения авторские. Шуба. Сбросишь на диван. И маленькая сумка. Через плечо. Запомни: ты столичная журналистка. За тобой наблюдают.

Первый, кто ко мне подошёл, был высокий, элегантный, прекрасно говоривший по-русски японец.

— Почему Вы не взяли книги? Ваши сограждане берут сразу несколько штук.

Не успела ответить, потому что некто весело произнёс:

— Она привыкла, что ей дарят.

Я обернулась. «Ты сразу его узнаешь», — сказал главный художник журнала Николай Михайлов.

— Вы — Виктор Тутов?

— Он самый.

Виктор Тутов.

Это к его фото «икебаны» я написала текст.

Он выглядел пижоном: замшевый пиджак, мохеровый шарф, кофр и широкая улыбка.

После приёма, как только мы очутились на улице, Тутов запихнул шарф в кофр и расстегнул пиджак.

— Вы простудитесь!

— Ещё чего! Я — закалённый. Меня в концлагере всегда «вторым» ставили.

— Почему «вторым»? — шёпотом спросила я.

— Так «третьего» расстреливали. Ладно, ты ещё молодая. Войну не помнишь. А я — за них, за всех! — живу. Фотографом стал. Ладно! Куда теперь?

— К моей знакомой. Сумочку взяла напрокат. Нужно вернуть.

Тутов вздохнул.

— Мне идти?

— Конечно. Дом чешско-словацкий. Напротив Дома кино. Нас внизу встретит хозяйка. Светская дама, но очень добрая и милая.