Музей придерживался заимствованного из Неаполя освященного веками новогоднего обычая. Неаполитанцы весь год копят надоевшую или вышедшую из употребления мебель и утварь, а в Новый год, бурно веселясь, выбрасывают рухлядь из окон, так что, проходя по улице, лучше поостеречься падающей из окон мебели.
Вечно терзаемый проблемой хранилищ, музей прибегал к вышеописанному обычаю в первый день Опс. Всякий хлам, занимавший высокоценное место, сочтенный недостойным или оказавшийся непродажным (за пристойную цену), выбрасывался из окон верхнего этажа.
Вниз летели картины, эстампы, гравюры, плакаты, статуи, безделушки и редкости, пустые рамы, части доспехов, старинные костюмы, папирусы, причудливые музыкальные инструменты, мумии кошек, обшарпанные пистоли, прохудившаяся оловянная посуда.
В окнах веселились до упаду, глядя на осатаневшую толпу, где каждый задарма пытался ухватить все подряд, что падало из окон, и Гретхен понимала, что удовольствие сотрудников музея только частично объяснялось радостью освобождения музея от завалов хламья. Она все еще околачивалась по краю толпы, когда в нее неожиданно врезался мощный человеческий снаряд.
— Извините. Опс благослови, — пробормотала она, отодвигаясь.
— Опс благослови, — отозвался чистый воспитанный голос без малейшего следа принятой в неделю Опс вульгарности.
Гретхен с любопытством обернулась — перед ней была Царица Пчел, Уинифрид Эшли.
— Реджина!
— Как, ЧК? Неужели это в самом деле вы, душенька? Как неожиданно и как мило! Что вы здесь делаете? Держитесь за землю, чтобы повезло?
— Да нет, Реджина. Я хотела извиниться и расплатиться с музеем за беспорядки, которые я у них вчера учинила, но вижу, что сегодня это невозможно. А вы?
— Ах! Я надеюсь заполучить один неведомый никому клад.
— А мне можете сказать?
— Ну разумеется, моя милая, вы же все-таки одна из нас. — Реджина понизила голос — У них в углу пылится механическое пианино. Каждый год я надеюсь, что оно им уже надоело и они его выбросят.
— Но в вашей изумительной коммунистической квартире уже есть одно, Реджина!
— Да, ЧК, и я не стремлюсь завладеть той рухлядью, что стоит в музее. Мне нужно то, что внутри их пианолы. Об этом известно только мне — первый восковой валик с «Интернационалом» Потье и Дегейтера, 1871 года издания. Это стало бы жемчужиной моего декора! Только послушайте! — Реджина запела так же мелодично, как и говорила: — «Вставай, проклятьем заклейменный!..» — и оборвала пение смешком. — Наверное, это пустая мечта, но все равно я трогаю землю на счастье. Мы увидим вас сегодня в нашей компании, не так ли, милочка ЧК? Изю-юмительная Опс-вечеринка для развлечения наших мужчин. Опс благослови.