Генерал пожал плечами:
– Беспокоится человек, это нормально, тем более, что больше не за себя, а за внука. Это ты на нее не шипи, просто успокой. Да и сама тоже, наверное, отвыкла.
– Конечно отвыкла, ты же никому летать не даешь, всех супостатов разогнал.
– Вот-вот, случится тревога, а ты побежишь спросонья в чем мать родила, вот будет весело.
– Да ну тебя! Размечтался! Спать ложись, опять рано вставать.
Несколько дней пролетели быстро, прогноз ван Гиленса оправдался на все 100 %, 20 июня 1949 года США официально объявили об успешном испытании атомной бомбы. Противостояние ядерных держав началось.
После обеда к президенту явился посол Соединенных Штатов и объявил, что его страна располагает новым видом оружия массового поражения, а также особенно отметил тот факт, что «нестерпимая для великой державы» монополия СССР в этом вопросе аннулирована. Вид он имел не только важный (как и подобает послу великой державы), но и чрезвычайно радостный, будто узнал, что оказался единственным наследником внезапно скончавшегося богатого дядюшки. С Гальегосом ранее была проведена разъяснительная работа, суть которой заключалась в простом факте – попытка ядерного удара по войскам Евразийского союза немедленно вызовет ответную реакцию. И эта реакция окажется существеннее самой попытки, ведь американская бомба имела самую примитивную конструкцию, если такое понятие вообще применимо к этому непростому устройству. У СССР бомб больше и они намного мощнее, к тому же вероятность удара по территории Старого Света ничтожна, чего нельзя сказать о США.
На следующий день, 21 июня, началась форменная комедия. В Америке неожиданно заявило о себе «правительство Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии в изгнании». Проживающий в США после бегства из Франции герцог Виндзорский, в прошлом Эдуард VIII, послал порцию проклятий на голову русских и тех, кто вступил с ними в «богопротивный» союз, прошелся он и по своему брату и его семье. А два члена упомянутого правительства, министр иностранных дел и лорд-канцлер, выступили с громкими заявлениями. В газетах были помещены их фотографии, разглядывая которые, Северов поймал себя на мысли, что слухи о прочных питейных традициях англичан имеют под собой реальную почву. Оба выглядели как потомственные деревенские алкоголики, да и вели себя соответственно. Первый, с растрепанными волосами и стеклянным взглядом удивленного тушканчика, произнося свою историческую речь, активно жестикулировал. Другой, небритый и напоминающий физиономией похмельного морячка Попая, наоборот, был какой-то снулый и мутноглазый. Суть заявлений обоих сводилась к обвинениям СССР в мировой агрессии, применении оружия массового поражения против мирного населения, насаждении тоталитаризма в некогда демократических странах, обширных репрессиях против несогласных с этим беспределом граждан, морении голодом поляков и некоторых других повышенно свободолюбивых народов, препятствию свободной торговле на территории стран СЭВ, притеснению верующих. Генерал решил, что они там не только курят что-то забористое, но и грибами закусывают, однако реакция официального Вашингтона, последовавшая 22 июня, была предельно серьезной. Американцы выразили «серьезную озабоченность» агрессивными планами Кремля, а также «жестоким убийством историка и выдающегося мыслителя современности» Александра Федоровича Керенского. Последний был найден накануне мертвым на скамейке в парке недалеко от дома «с выражением неописуемого ужаса на лице», а это, несомненно, указывало на русский след. Примечательно, что вездесущие репортеры не сделали ни одного снимка этого самого ужаса. На следующий день в своем доме был найден убитым Султан-Гирей Клыч, кто-то вогнал ему в голову ледоруб, а это уж несомненно «почерк Сталина». Правительство Трумэна объявило персонами нон грата пару дюжин дипломатов из СССР и других стран Евразийского союза, что, учитывая их и без того невеликую численность, серьезно осложнило работу посольств.