Крах проекта христианства, отрефлексированный Фридрихом Ницше и выраженный в словосочетании «смерть Бога», «отчуждение» Карла Маркса и «бессознательное» Зигмунда Фрейда бесповоротно поменяли представление о человеке. Расщеплённый субъект, не принадлежащий сам себе в отчуждённом кафкианском мире, ворвался в трагический XX век работами экспрессионистов, авангардным бумом и революционным бунтом. Осознание нагрянувшей эпохи началось с приходом Первой мировой войны, когда первые орудия массового уничтожения пожрали жизни миллионов европейцев, бесславно сгинувших в небывалой дотоле баталии с сородичами по культуре и цивилизации. С концом войны мир не стал прежним: рухнули стразу четыре империи, – Российская, Австро-Венгерская, Германская, Османская. Старая Европа затонула подобно «Титанику», ушедшему под воду в 1900 году и ставшему вестником грядущей грандиозной беды. Корабль, бывший прежде утопическим образом спасения, прототипом христианского храма, стал символом распада, смерти и краха: как в «Смерти в Венеции» Томаса Манна или же в «Господине из Сан-Франциско» Ивана Бунина. Корабль вновь стал важной метафорой. Как тут не вспомнить «Корабль дураков» Иеронима Босха. В период исторических разломов, когда рушился старый мир, а новый ещё не возник – зритель XX века узрел и узнал собственные травмы, тревоги, кошмары и страхи в инфернальных, странных, но чарующих работах Босха. Так художник всего внутреннего и потаённого, Судного дня и ада вновь обрёл своего зрителя.
Одними из первых Иеронима заметили и реабилитировали (между двумя мировыми войнами) художники-сюрреалисты, что абсолютно закономерно. Движение сюрреалистов боготворило бессознательное, сделав учение Фрейда своим кредо. Рациональному, контролируемому, нормативному сюрреалисты (Аполлинер, Бретон, Дали, Магритт, как и многие другие) противопоставили логику сна, автоматическое письмо, асоциальность. Само бессознательное взбунтовалось против деспотии разума, поработившего человеческую свободу и либидо. Культура, религия, мораль, – все институции, сотканные из норм, надзора и контроля понимались как тирания Сверх-Я, от которой призывали освободиться художники. Сюрреалисты искали союзников и врагов на этом пути. Иероним Босх, безусловно, был окрещён предтечей, отцом или прадедом сюрреализма. Адепты Фрейда видели в нём восстание против репрессивности католической христианской морали. Сюрреалистам Босх казался художником, выплеснувшим свое либидо, прославившим (попранное христианством) тело в «Саду земных наслаждений», а также глупость и безумие – во многих других своих работах. Сальвадор Дали (как и Пабло Пикассо, и Хуан Миро) созерцал работы Босха в Мадриде, где они пребывают и поныне. Рене Магритт, как и круг северных сюрреалистов, сталкивался с ними в музеях Нидерландов. Художник позднего Средневековья интриговал и вдохновлял.