– Глупенькая Беа, ты действительно думала, что дивный фейри может что-то найти в глупой смертной и влюбиться в нее настолько, чтобы отдать свой нарвин? Наивное мое дитя… Ты слепое орудие. Инструмент, которым Элвенрой вскрывает замок на доме. О, я даже не представляю, как он обрадовался, что хозяйкой светлой стороны наконец-то стала девушка! Хотя… если так, совсем немного подумать, то кто виноват в том, что впервые за столько поколений дом передали девушке? Как долго ты вкладывал эту мысль в голову Джона О’Рейли, мой дорогой бывший муж? Ответь – и говори правду, приказываю!
Гневно сверкнув зелеными глазами, Элвенрой все же неохотно подтвердил:
– Не так уж и долго. Джон безумно хотел передать полномочия хоть кому-то, я просто подсказал достойную кандидатуру и развеял сомнения.
– Чудесно, – улыбнулась королева, сверкнув настолько идеальными зубами, что они казались неестественными. – А теперь скажи своей глупенькой возлюбленной, сколько осталось времени до того момента, как артефакт, в который заключена твоя сила, превратится в простую безделушку и уже не сможет вернуть тебе прежние возможности?
– Месяц, – сухо ответил Элвенрой.
– О, просто прекрасно! – Мэб как девочка захлопала в ладоши. – Всего месяц – и один из самых могущественных лордов обоих Дворов окончательно потеряет возможность вернуть себе былую мощь. Да, это действительно будет невероятно обидно, не так ли? Ради того, чтобы получить обратно СЕБЯ, можно пойти на многое. Потерпеть смертную в постели, рассказать ей о великих чувствах, огне, пламени… о чем там еще принято говорить этим бабочкам-однодневкам?
Каждое ее слово било наотмашь. Возможно, потому, что все объясняло и очень уж походило на правду.
О, да, теперь все действительно стало понятно!
Чудесный урок, спасибо ваше величество.
Правда иногда бывает уродлива.
– Так что вот так, Беата О’Рейли.
Королева нежно улыбнулась мне и ушла. Не попрощавшись. Просто пропала – и все, оставляя меня наедине с осознанием действительного положения вещей. С отвратительно ясной ситуацией, в которой уже нельзя было обмануться, как бы мне того ни хотелось.
Наверное, в этот момент мне должно было быть больно.
Все же предательство. Сердце должно оборваться, кровью обливаться и так далее.
А мне было… никак. Странное, оглушенное состояние, словно меня с головой накрыли невероятно тяжелым ватным одеялом, через которое не могли прорваться звуки. Да что там звуки, вообще ничего не могло сейчас до меня достучаться.
Словно я лежала в темноте, свернувшись калачиком, глубоко и размеренно дышала и ничего не чувствовала.