– Пошли на хрен все….
Тем не менее в каптёрку вошел рядовой Ломако. В руках он держал деревянный ящик. Перед Новым годом, как обычно, солдатам начинали приходить посылки. Дима поставил её на стол, вскрыл крышку штык-ножом и достал варенье, упакованное в несколько полиэтиленовых пакетов. Затем с грохотом выдвинул ящик на середину стола и произнес:
– Разрешите выйти?
Мы, как один, вдруг проснулись и подняли головы.
– А это чего? – вновь спросил Борис.
– Это вам, – ответил Дима Ломако.
Таково было решение наших солдат. Они прекрасно видели, что офицеры уже двое суток голодные, а конца и края поискам не было видно, поэтому они решили все новогодние посылки отдавать нам. Наверное, можно было бы и не упоминать об этом, казалось бы, незначительном случае, но этот эпизод как нельзя лучше приоткрывает взаимоотношения между солдатами и офицерами нашей бригады.
Тогда в основном присылали сало и конфеты, изредка варенье и туалетные принадлежности. В тот вечер мы, наконец, поужинали. Жрали солдатское сало, заедали его конфетами и запивали горячим чаем.
К исходу четвёртых суток всех офицеров бригады отпустили домой. Подразделения приступили к нормальной службе, но только не наш батальон. Следственная группа продолжала работать, а мы круглые стуки находились за сопкой, возвращаясь в расположение только для приёма пищи солдатами. Следователи и сотрудники КГБ работали старым, но испытанным способом.
Все мы прекрасно понимали, что пропавший пистолет, так же как и похититель, находился здесь, в военном городке, поэтому физическими и психическими нагрузками, бессонницей, морозом и усталостью следствие пыталось сломить волю преступника, вынудить его совершить необдуманный шаг. Однако тот всё-таки принадлежал к славной когорте разведчиков спецназа, и вот уже целую неделю продолжалась эта борьба, а заложниками её стали офицеры и солдаты нашего батальона.
31 декабря после ужина, вместо того чтобы вновь отправиться в «долину смерти», личный состав был построен в расположении. Майор Латаев коротко поздравил всех с наступающим Новым годом и распустил офицеров по домам. Это был самый лучший подарок в моей жизни. Дома я рухнул на диван и провалился в небытие.
Так наступил 1984-й, предпоследний год моего пребывания в ЗабВО. На следующий день в восемь часов утра я снова был на службе вместе со своими друзьями.
Всё продолжалось уже привычным чередом. Сутки напролёт в соседнем распадке, приёмы пищи личного состава в части, сон урывками и нескончаемые допросы. Давно стало понятно, что у следствия нет никаких зацепок, и единственное, что оставалось, – это брать преступника измором. Иногда казалось, что в один из дней не будет сил в очередной раз подняться по крутому склону в расположение бригады, и мы попадаем в жухлую траву, едва присыпанную снежной порошей, как отара истощенных баранов. Полное равнодушие и психическая надломленность уравняли дембелей и молодых бойцов, больных и здоровых, сильных и слабых.