Засмеялся парнишка, поправил шапку на голове, спустился к Желмае и сам залез под кошму.
Солнце уже вот-вот должно было брызнуть светом из-за горизонта. Небо стало чистым, только на западе еще грозно чернели тучи — осколки ночной тьмы.
И оттуда, из-под мрачных туч, донесся глухой топот. Он становился громче, грознее. Неслись над степью легконогие скакуны.
Всадники, сжимая в руках камчи — нагайки, зорко оглядывали степь. У каждого седла дубинка — шокпар.
Недалеко от ложбинки, где под кошмой спрятались верблюд и его хозяин, всадники остановились.
— Этот проклятый парень поскакал, видно, к аулу Сансызбая! — зло сказал рыжебородый жигит со шрамом на щеке.
— Э-э, Желекеш, хитрец свернул, наверно, к Белой степи! — возразил чернобородый жигит, такой большой и широкоплечий, что казалось странным, как держит его на себе тонконогий, стройный конь.
— Ты, Срым, поедешь к Белой степи! — приказал рыжебородый и зло полоснул воздух нагайкой-камчой. — Если этот щенок поскакал туда, то твои скакуны к полудню догонят его верблюда. А я поскачу к Сансызбаю.
Чернобородый Срым недовольно зашевелился в седле, и конь под ним заржал, словно жалуясь на непосильную ношу. Срым понимал, что Желекеш выбрал себе дело легче и приятнее: в ауле жигитов примут как дорогих гостей, накормят, напоят. А ему придется мчаться по степи день, а может, и ночь…
Но перечить рыжебородому Срым не стал. Он повернул коня, и за ним повернули коней четверо его жигитов.
— Э, попадись мне только Алдар-Косе! — пробормотал Срым. — Я его вгоню в землю!
— Постарайся взять этого щенка живым! — сказал рыжебородый. — Ты же знаешь желание Аблай-бая! Хош! Прощай!
Зазвенели уздечки, кони дружно ударили копытами по сухой земле, будто десятки крепких пальцев ударили в бубенцы, и всадники разъехались.
Когда дробный стук копыт стих, взошло солнце.
Степь преобразилась. Только что она лежала мрачная, серая, и земля казалась изможденной, старой. Но радостные прохладные лучи восходящего светила стерли с нее усталость и серость. При ярком свете почти не стали заметны многочисленные морщины и морщинки — кочки, овражки, холмики, складки, — степь помолодела, как лицо от улыбки.
Из-под кошмы вылез парнишка. Щурясь от света, огляделся, весело подмигнул солнцу, снял шапку. Ярко-рыжий вихор на макушке вспыхнул, как язычок пламени.
Парень схватил кошму за угол, одним рывком сдернул ее с верблюда.
Желмая, продолжая жевать, открыл один глаз, посмотрел на своего хозяина и сел.
— Хоп, хоп! — сказал парнишка. — Пора в дорогу, дружище!
Он водрузил на голову шапку, быстро скатал кошму, влез в седло.