Посиделки были поначалу веселые, шумные, с возлияниями (иногда изрядными). А беседы… Ну о чем мы говорили во время застолий? Шутки, анекдоты да сплетни об общих знакомых — тех, кого не было за столом. И, конечно, комментарии по поводу очередных «подвигов» властей. С годами веселье стало как-то угасать, народ становился все угрюмее, а шутки все злее. Но кулинарные достоинства хозяек, принимавших друзей, продолжали оставаться выше всяких похвал, так что расходились все сытые и с надеждой так же попировать через год.
И вдруг ежегодные празднования прекратились. Самая радушная хозяйка, у кого собирались чаще, чем у прочих именинниц, имела неосторожность приветствовать возвращение Крыма России. Этого оказалось достаточно, чтобы многолетняя дружба в одночасье была забыта. Некогда добродушные образованные люди оказались приверженцами невероятно радикальных взглядов. Мои рассуждения о том, что мы можем повторить подвиги столетней давности интеллигентов, накликавших революцию, были восприняты как жалкие бредни недоумка, отказавшегося от светлых идей безбрежного либерализма. Отношения прекратились.
Признаюсь, терять друзей больно. Особенно тогда, когда они отправляют тебя в лагерь своего политического противника. Прошло два года без традиционной встречи в Татьянин день, но недавно я был неожиданно утешен самым невероятным образом. Мой друг, отец Михаил Преображенский, пригласил меня поучаствовать в освящении квартиры его прихожанки Татьяны Равтопуло. Историю влюбленности ее деда, офицера Эриванского полка, в Великую княжну Татьяну Николаевну я знал от одного из организаторов дворянского собрания, Зураба Чавчавадзе. Борис Равтопуло в пятидесятые годы прошлого века нашел семью Чавчавадзе в далекой казахстанской ссылке и был у них частым гостем. Его история такова.
В начале празднования в Эриванском полку трехсотлетия Дома Романовых Борис Равтопуло пригласил Великую княжну Татьяну на танец, а в конце бала дерзнул пригласить ее еще и во второй раз. Это было не принято, поскольку офицеров в полку много и не все удостоились чести танцевать с ней. Но Борис не мог удержаться. Он влюбился в царскую дочь и в душе поклялся быть ее верным рыцарем и до конца своих дней больше ни с кем не танцевать. Он долго не верил в гибель Царской семьи, а потом много лет не мог забыть о своей клятве и не решался заводить семью. С Татьяной Николаевной он встречался и после бала.
Об этом я узнал во время трапезы после освящения квартиры его внучки. В квартире явно чувствовалось дыхание благодати. На иконной полке рядом с образами стояла фотография Великой княжны Татьяны. И все невольно почувствовали присутствие в доме этой святой именинницы. О подробностях ее служения во время Великой войны рассказал один из гостей, Юрий Шмелев — царскосельский краевед и автор книги о больнице, в которой императрица Александра Федоровна устроила первый лазарет. В нем она прослужила в качестве сестры милосердия и операционной сестры два с половиной года. Вместе с ней трудились и Великие княжны Ольга и Татьяна. Мария и Анастасия были слишком малы и приходили в лазарет, расположенный в Федоровском городке, поддержать раненых офицеров. Лазаретов, открытых их Августейшей матерью было восемьдесят семь. Трудно поверить в эту цифру, но она верна. Поразительно то, что офицерский лазарет стараниями императрицы был открыт уже через две недели после начала войны, и Великие княжны вместе с их Августейшей матерью сразу же приступили к обслуживанию раненых.