Гость налил вторую кружку, но Федор замотал головой, отвернулся и вытащил из незаклеенного конверта письмо. Узнав Колину руку, хрипло спросил:
— Как он там?
— Нормально, — ответил гость. — На УДО тянет. Может, скоро увидишь. Или не увидишь, — добавил он сощурившись.
Голос у него был резкий, с какими-то истерическими женскими взлетами.
— Куда тянет? — не понял Федор.
— Условно-досрочное. Раньше срока могут выпустить.
— Когда? — обрадовался Федор. Знать, сон вещий. И все воспоминания и тревога — к возвращению Коли. — Когда ждать-то его?
— Кто знает? Может, к октябрьским. Ты давай читай, не тяни.
Федор положил письмо на стол и наклонился, разглядывая знакомые каракули. Он испугался, что не сможет прочитать его, как не сумел давеча читать Псалтырь. Читал он, слава Богу, в свои годы, без очков. И сейчас буквы без труда складывались в слова.
Коля писал: «Дорогой отец! Много писать не могу. У меня все хорошо. Может быть, скоро увидимся. Дружок мой Володя расскажет тебе все. Ты ему дай за письмо двадцать пять рублей и еще тысячу. Я ему должен. Вернусь — отработаю и отдам. А если ему не дашь, мне будет плохо, может, совсем не свидимся. Прости меня. Твой сын Коля».
Федор прочел письмо, пожевал губами, вздохнул, прочел еще раз, разгладил листок рукой и снова перечитал. «Вон оно что! Деньги. Значит, и “папа”, и “твой сын” все ради денег. Так я, старый дурень, и думал… Деньги…».
Федор закрыл глаза и долго сидел, покачиваясь всем телом. Гость, прищурившись, наблюдал за ним. Он сидел, сгорбившись, настороженно высунув голову из высоко поднятых плеч, и был похож на сову, готовую броситься на зазевавшуюся мышь.
— За что он тебе столько должен? — наконец спросил Федор.
— Тебе дела нет. Прочитал — гони, — отрезал человек.
— Ты ж дружок ему. Отвечай отцу!
— Там все сказано, — «дружок» передернул плечами: то ли боксер перед противником, то ли иззябшийся воробей.
— Не говоришь — и у меня разговор короток: нет у меня денег. За письмо дам, сколько сказано, а тысячи нет.
«Дружок» еще больше сощурился и медленно процедил:
— Там все написано: худо будет Кольке. Он сказал, что ты жмот, и можешь не дать, и что денег у тебя много. Смотри… Лучше дай!
Федор почувствовал, что задыхается от гнева. Ему хотелось броситься на этого тщедушного человека и задушить его, силы бы хватило. Но вдруг стало страшно за Николая. «Проиграл или ляпнул дружкам про его “тысячи”…».
— Завтра у меня именины, — пробормотал Федор.
Язык ворочался с трудом. Во рту было сухо. Он поднялся и набрал воды. Выпил на этот раз всю кружку в несколько глотков и, глядя на перекатывающуюся по дну серповидную длинную каплю, закончил: