У Бога и полынь сладка: Рассказы и очерки (Богатырев) - страница 33

Однажды Леня сообщил маме: «Время от времени я впадаю в задумчивость по поводу смысла жизни». «Ну и в чем же он?» — засмеялась мама. «В том, чтобы ты не смеялась. Дело серьезное…».

Молитвы Леня произносит по-церковно-славянски, но некоторые слова, смысл которых ему не ясен, изменяет. Однажды мама спросила его: «Почему ты произносишь “хлеб наш насушенный”? Нужно говорить “насущный”». «Потому, что хлеб у нас всегда есть, а нужно еще насушить, чтобы получился насушенный — сухари, значит. Это если голод начнется».

У Лениной мамы есть сестра Галина. Леня очень любит свою тетю. У тети Гали какие-то особые отношения со всякой живой тварью. Ее шустренькая кошка Мурка очень ловко ловила птичек. Галина очень огорчалась и строго приказывала Мурке перестать их ловить. Но Мурка не слушалась. И вот, по мере того как Галина стала воцерковляться и молиться, что-то начало происходить с Муркой: через некоторое время она не только перестала охотиться за птичками, но даже стала позволять им склевывать крошки из своей миски. Тетя с восторгом рассказала Лене об этом чудесном исправлении своей кошки. Леня немного подумал и сказал: «То ли она уже старая, то ли поняла, что убийство — смертный грех».

В прошлом году в бочке для полива, куда Галина собирала дождевую воду, завелась древесная лягушка. Лето было засушливое, и вода скоро высохла. Тогда хозяйка стала подливать для лягушки водопроводную воду. Та радостно застрекотала, словно хотела поблагодарить за спасение, и стрекотала без умолку. Но когда Галина прикрикивала на нее: «Перестань! Не мешай молиться!», лягушка затихала и не издавала ни звука, пока ее благодетельница не заканчивала молитву. На это Леня заметил: «Сначала она по-лягушачьи молилась, а теперь поняла, что молитва доброй тети Гали для Бога важнее. И Бог лягушку за это уважает и сделает так, чтобы у нее всегда была вода в бочке».

2016 г.

Прошлым летом мой друг Василий в одном монастыре обратил внимание на паломников, отличавшихся от прочих, — сорокалетнего отца с очень красивой дочерью лет пятнадцати. В девушке была какая-то поразительная неотмирность. Она походила на старорежимную барышню, приехавшую на богомолье после какой-то беды. Больше всего поражали большие карие глаза. Она либо опускала их и смотрела под ноги, либо смотрела поверх голов куда-то вдаль. В этих глазах была тревога и ожидание чего-то, что должно случиться с минуты на минуту. Отец и дочь каждое утро приходили на литургию, и девочка на каждой службе причащалась. Потом она вместе с несколькими девушками шла на послушание на кухню.