– Но ведь это всего лишь истории. Сказки. Драконы мертвы уже сто лет.
– Семьдесят пять. – Марек налил из кастрюли горячее молоко в кружку. – Остались ещё те, кто помнит войну, Хьелль. У многих воевали отцы и передали память своим сыновьям.
– Разве чародейство опасно? – нахмурилась Хьелль. – Это ведь просто сказки, которые со временем приукрасили.
– «Приукрасили», – усмехнулся Вернер. – Даже говорит, как мать.
– Этим словечкам она точно не у меня научилась, – согласился Марек.
Хьелльрунн обхватила кружку руками и почувствовала тепло.
– Империя винит драконов в появлении колдовства, – сказал Марек. – И потому они не успокоятся, пока не уничтожат его полностью.
– Даже убивая детей? – спросила Хьелль.
Мысли возвращались к Стейнеру, хотя он вряд ли теперь сойдёт за ребёнка.
– Даже если нужно убивать детей, – кивнул отец. – Они сделают всё, чтобы колдовство не попало в руки простых людей.
Хьелльрунн пила, делая частые глотки, но молоко горчило, поэтому она отставила кружку. Марек и Вернер не спеша потягивали напиток, глядя на огонь, будто хотели разглядеть там судьбу Стейнера.
– Допивай, – велел отец, и Хьелль послушалась.
Лестница на чердак показалась бесконечной, до чего же тяжело было взобраться. Почему она так устала? День и правда выдался длинным, но на кровать девушка упала не раздеваясь, и сил вновь встать уже не было. Она скинула обувь и свернулась калачиком.
– Где же ты, Стейнер? – прошептала Хьелльрунн в темноту, но ответа не получила.
«Циндерфел стоит на северо-западном побережье Нордвласта и потому имеет особую важность. Здесь корабль по пути к Владибогдану встаёт на причал в последний раз, этот город – последнее, что видят многие меченые дети. Год за годом мы провозим множество детей на глазах у жителей Циндерфела. И я тревожусь, что восстание, если таковое случится, произойдёт здесь или поблизости. Мы должны быть настороже».
Из полевых заметок иерарха Хигира, Зоркого при Имперском Синоде
Стейнер не собирался опаздывать. Кажется, весь Циндерфел набился на пристань, чтобы поглазеть, как его увозят. Молодой кузнец спустился наезженной дорогой к побережью, даже не заглянув домой. Он не испытывал ни малейшего желания разговаривать с людьми, которые бросили его в лапы судьбе, поджидающей на острове. Алый фрегат ещё не снялся с якоря, и шлюпки везли с берега единственный его груз – отмеченных колдовской меткой детей, которых собирали по всей Империи и везли со всех Обожжённых республик. Небо напоминало перевёрнутый карьер, затянутый грубо-серыми облаками, колючими и опасными.