– Вам-то какое дело?
– Часто те, кого мы увозим, до последнего цепляются за прошлую жизнь. – Хигир оглянулся на толпу. – Ты не из таких.
Стейнер пожал плечами, глядя, как с корабля на воду спускают шлюпку.
– А ты – противоречивая натура, не правда ли? – добавил иерарх.
– Я бы скорее назвал себя простым парнем, если узнать поближе.
– В чём же это выражается?
Стейнер вплотную подошёл к Зоркому.
– Улыбаюсь, когда счастлив, и хмурюсь, когда зол. Я не прячусь за масками.
– Вскоре и ты изменишься. Думаю, тоже наденешь маску. – В словах иерарха почудилась насмешка.
– Она мне не нужна.
– Идём, дитя, – позвал Хигир. – Время отплывать.
– Я вам не дитя, – сквозь зубы прорычал Стейнер. – У меня есть имя.
В заливе гулял ветер, и казалось, что он подгоняет людей, по трое и четверо бредущих вдоль побережья, как хрупкие осенние листья. Стейнер в последний раз оглянулся в сторону пирса и увидел, что Вернер уводит Марека, и толпа расступается перед ними. В каменной пустоте, заполнившей душу, вдруг ярко вспыхнул гнев. Закапал мелкий дождь, и море вокруг зашелестело.
Ширинов куда-то исчез, и Стейнер, плечами растолкав угрюмых детей, сошёл с пирса и устроился в лодке под их сердитыми взглядами. Он отчаянно старался не потерять самообладания и, склонив голову, до боли стиснул кулаки.
В ушах эхом отдавались слова: Всё это я делаю не ради тебя, а ради Хьелль. Он готов на всё, чтобы сестра не попала в лапы Империи с её Зоркими.
Вода капала с носа и струилась по вискам.
Зато никто не увидит, если он заплачет.
Четверо сильных молодых солдат помогли иерархам сесть в лодку и забрались следом. Ширинов сперва разразился кашлем, а когда качка закончилась, тут же задремал.
На полпути к фрегату, покачиваясь на тёмно-зелёной воде, они разминулись с другой шлюпкой, которая шла к каменному пирсу, а на её носу бесстрашно стояла Ромола. Гребцы кисло посмотрели на иерархов и мрачно оглядели Стейнера.
– Ромола? – изумился тот.
– Виделись прежде? – распевно спросил Хигир.
Стейнер кивнул.
– Она работает на Империю? – спросил он, злясь, что ввязался в разговор с Зорким.
– В некотором роде.
– В том же роде, как и убийство детей? – с вызовом спросил Стейнер.
– Твоя смелость вскоре иссякнет. – Хигир подался вперёд. – Владибогдан меняет всех.
* * *
Все романтические представления о плавании на корабле, которыми Стейнер себя тешил, быстро растворились. Не успел он оглядеться, как уже оказался в заточении. Сидений здесь не было, только старые ящики, а ещё запах морской воды и темнота. От едкого холода спасались вытертыми покрывалами, которые кишели вшами, и дети с визгом их стряхивали. Трудно было сосчитать всех заключённых в этой мрачной темнице. Корабль стонал и скрипел, и непривычный к этому Стейнер старался согнать с лица тревогу. Качка никак не отразилась на похмелье, и юноша, устроившись между ящиков, закрыл глаза.