— Курс выше, — машинально произнес Реваев и неожиданно для себя самого покраснел. Он сам с каждой зарплаты покупал по пятьсот — шестьсот долларов и откладывал на черный день.
— Да, Наташа тоже так говорила, — хмуро подтвердил Петр Михайлович, — точнее, писала. Я ей перевод, а она мне сообщение в ответ: «Папа, проверь курс». Ну это нормально?
Реваев не нашелся что ответить, впрочем, было очевидно, что ответа Фролов и не ждет.
Вторую погибшую девушку родители Наташи не знали и даже никогда о ней не слышали. Петр Михайлович уже второй раз демонстративно взглянул на часы, когда Реваев положил перед ним заключение экспертизы. Фролов поправил очки и начал внимательно читать. Суть он уловил быстро, в глазах его стремительно промелькнули сначала удивление, потом гнев. Он молча вернул лист следователю.
— Кто еще об этом знает? — Голос чиновника звучал напряженно. Жена обеспокоенно взглянула на Петра Михайловича. — Наша дочь была наркоманка! — почти крикнул он ей.
Ирина Геннадиевна опять закрыла лицо руками.
— Знает следственная группа, начальник Главного следственного управления. Возможно, он доложил главе комитета, — отозвался Реваев.
— Ясно, — Фролов как-то сник, съежился, — значит, вас о чем-либо просить нет смысла.
— Думаю, нет. — Реваев немного помедлил. — Петр Михайлович, я понимаю ваше беспокойство, однако я не думаю, что это то, чем на вас кто-то осмелится надавить. В данном случае вы — жертва обстоятельств.
— К которой надо проявить жалость? — Фролов попытался изобразить подобие улыбки. — Руководитель моего ранга не может вызывать жалость, а если вызывает, то на этом его карьера окончена.
— Жалость — это если вы сами ведете себя жалко, а если вы умеете пережить свое горе достойно, то вы заслуживаете сострадания или хотя бы молчания. Но никак не камня в спину. Я не думаю, что вам надо пытаться замять эту информацию. Это в любом случае вряд ли получится, и вот тогда эффект будет совсем другой.
— Ох, Юрий Дмитриевич, у нас не камни в спину метают, скорее ножи, — Фролов поднялся, — но, возможно, я последую вашему совету.
Реваев тоже встал.
— Если вам понадобится хоть какая-то помощь в расследовании, звоните мне сразу же. Поверьте, я очень многое могу. — Петр Михайлович хотел что-то еще добавить, но сдержался. Махнул рукой, словно давая понять то, что и без слов было ясно, что самого важного для своей семьи он как раз сделать не сумел.
Полковник быстро договорился с Фроловым об осмотре квартиры в Крылатском и проводил супругов до двери.
После ухода четы Фроловых Реваев провел короткое совещание с оперативниками, работающими в его группе. К неудовольствию Юрия Дмитриевича, им тоже похвастать было пока нечем. Установить точное время совершения преступления помог сам убийца. В четырнадцать ноль три был выключен телефон одной из жертв, затем второй. Камера видеонаблюдения, установленная на въезде во двор, показала, что Наташа Фролова приехала на такси в двенадцать десять. Во двор машина заезжать не стала. Наташа вышла перед шлагбаумом и неспешно прошла в сторону дома. После этого и до момента убийства во двор заходили еще шесть человек, двоих из которых установить так и не удалось. Одной из не узнанных жильцами дома была девушка в ярко-красном пуховике и синей бейсболке. Лица ее не было видно из-за неудачного угла обзора. Все, что удалось установить, что девушка была стройная, рост порядка 165 сантиметров, из-под бейсболки был виден темный хвост волос. Девушка привлекла внимание следственной группы тем, что вошла во двор сразу же вслед за Фроловой. Однако в двенадцать двадцать пять она уже вышла с территории все тем же стремительным шагом, что и появилась. Панфилова же прошла во двор дома лишь семь минут спустя. Так что девицу в красном пуховике из круга подозреваемых можно было вычеркнуть.