– Алё! – раздался детский радостный голосок.
Она сразу поняла – это Танечка. Отступать было глупо, и она вежливо, словно разговаривает со взрослым человеком, попросила Аллу Сергеевну.
– А вы кто?
– Я? – Летиция растерялась. – Я – Летиция Соломоновна.
– Ой, а я вас не знаю. Бабушка скоро придёт… Папааааа! – звонко крикнула Таня. Звонит Летиция Соломоновна! Ей нужна бабушка Алла.
Бросить трубку было глупо до невозможности. Девочка начнёт задавать вопросы, и она поставит Петю в неудобное положение. Руки тряслись, во рту пересохло… Скорее бы подошёл! Иначе она вконец потеряется и не сможет сказать ничего внятного.
Петя порывисто дышал, изо всех сил стараясь справиться с волнением нечаянной радости, и без остановки нёс всякую ерунду, боясь, что она вдруг повесит трубку и опять исчезнет в невыносимое навсегда. Говорил обо всём, что приходило в голову, – и как хорошо учится Танечка, и что ходит в кружок по рисованию, и у неё славно получается, и что мама последнее время совсем неплохо себя чувствует, и это здорово, и какое чудесное выдалось лето, и что они ездили на прошлые выходные в Петропавловскую крепость, и как красиво было на открытии фонтанов в Петродворце. Потом Пётр Алексеевич иссяк, словно преодолел стометровку за рекордное время и лишился сил.
– А ты как? Лютик… – Пётр неожиданно назвал её прежним именем и притих.
– Всё хорошо, – Летиции было трудно говорить. Неужели она всё так же безоговорочно обожает его?! Господи! К чему эта гордость и условности? Она устала и хочет видеть его, говорить с ним, ощущать его присутствие, как раньше.
– Приезжайте ко мне в гости с Танечкой, – вдруг сказала Летиция, не задумываясь.
Потом вспомнила, что завтра улетает в Ригу, и уточнила:
– На следующие выходные.
– Лютик, милая… Танечка в понедельник уезжает с Аллой Сергеевной в Евпаторию. Может, завтра? Ты не занята? Мы бы с огромной радостью. Я так хочу, чтобы вы познакомились. Я хочу тебя видеть, Лютик…
Ей показалось, он сейчас задохнётся или расплачется.
– Приезжайте завтра, к двум часам на обед, – она сказала это так решительно, что удивилась сама себе, и не смогла больше ни секунды находиться в таком невыносимом напряжении, быстро попрощалась, повесила трубку и уставилась на почти собранную дорожную сумку.
«Что делать? Сначала разобрать её, а потом позвонить Мише или наоборот? Михаил… Как скверно всё получается! – она представила его лицо, и ей стало жалко почему-то именно себя. – Надо звонить. Просто взять и не приехать нельзя».
У него был сонный голос, видно, перед дорогой он решил лечь пораньше и не сразу понял, о чём она.