– Что значит – ты не сможешь поехать? Что случилось, Летиция?
– Ничего! Так надо!
– Что значит – надо? Кому надо? Да объясни же, наконец, что происходит?
– Я не могу, Миша, не могу и всё! – она поняла, что сейчас заплачет, бросила трубку и выдернула шнур из розетки.
Летиция выкидывала вещи из дорожной сумки, и они летели в разные стороны. Ей показалось, что именно так люди сходят с ума – неожиданно, просто однажды теряют разум и совершают необъяснимые поступки.
Михаил неподвижно сидел на кровати, анализировать ситуацию не хватало воображения: «Просто глупая баба, истеричка! И хорошо, и слава богу! Какой смысл копаться в чьих-то странностях?!»
Сейчас он категорически не понимал её и не желал понимать. С него хватит! На душе было гадко, но он как мог старался заснуть. Заснуть не получалось. Он попытался несколько раз дозвониться до Летиции. Безуспешно! Злость и обида разрывали на части. Было невозможно успокоиться и унять руки, ноги, тело. Всё его существо требовало движения, точно он превратился в заводного кролика, который никак не может остановиться, словно кто-то всё время крутит подзавод и этим доводит его до бешенства.
Михаил стоял перед зеркалом в ванной, разглядывал себя, набирал полные ладони ледяной воды и, не останавливаясь, лил и лил на лицо, пытаясь прийти в себя. Такого никогда в его жизни не было. Было много всего, но подобного – никогда! Он невыносимо страдал, когда не стало жены, казалось, он умер вместе с ней. Здесь было другое, от него хоть что-то ещё зависело, и это не безысходность, с которой необходимо смириться.
На «Красную стрелу» он, скорее всего, не успеет, но есть поздний ночной поезд, и пусть он ползёт как черепаха и прибудет где-то днём. Другого выхода он не видел, ждать утреннего самолёта у него не хватит терпения, на поезде с каждым километром он будет всё ближе и ближе к этой бестолковой женщине, которая сама не знает, чего хочет, не в силах отделаться от прошлого и не понимает, что он окончательно решил именно с ней начать всё сначала. У Михаила не было ясности в правильности того, что он сейчас делает и что движет им, но его было не остановить, злость смешивалась с нежностью и толкала на безрассудные поступки.
Билеты оставались только в плацкарт. Это не смогло ничего изменить и даже приносило истерическую радость и ликование от непривычного неудобства и некой жертвенности. На удивление, измотав себя переживаниями, он мгновенно вырубился и проспал до самого Ленинграда.
Летиция встала пораньше и поехала на Владимирский рынок. Настроение было сносным, и она уже жила предстоящей встречей с Петенькой, представляя, как увидит его, ведь прошло столько времени. Политые с утра тротуары и мостовые придавали городу особую чистоту, солнце по-утреннему дарило мягкое тепло, у бочек с квасом выстроились люди с бидончиками, кое-где из открытых окон доносились знакомые мелодии. Рынок благоухал ароматами зелени, овощей и фруктов, они сливались в один знакомый с детства запах. Продавцы со всей страны с разным акцентом расхваливали свой товар. Рыночная суета поглотила её, и она с интересом, по-деловому, разглядывала прилавки со всякой всячиной, с удовольствием пробовала хрустящие солёные огурцы и сладкую квашеную капусту. Купила несколько сахарных красных петушков – все дети их обожают – и толстой чурчхелы с фундуком и грецким орехом. Надо обязательно сварить борщ, Петя очень любил его в её исполнении и котлеты с нежным пюре на молоке.