.
Как оказалось, ожесточенное Дебреценское сражение, притягивающее к себе все резевы и поступающие подкрепления не только из самой Венгрии, но и с территории Рейха, оказалось хитрой ловушкой большевистского командования, ложным отвлекающим ударом. И это при том, что под неистовым натиском атакующих днем и ночью панцирных штурмовых батальонов русских, поддержанных ураганным артиллерийским огнем и ударами штурмовиков, венгерские и немецкие солдаты несли тяжелые потери и пятились шаг за шагом. Сам Дебрецен к утру этого дня был охвачен русскими с трех сторон, бои шли уже на окраинах города; и генерал Фреттер Пико швырял в топку последние маршевые роты, требуя и у Будапешта, и у Верховного командования Вермахта только одного – резервов, резервов и еще раз резервов. Но резервов было недостаточно, и ради поддержки сражающейся в тяжелейших боях армии их было необходимо соскребать со «спокойных» участков фронта. Практика, уже ставшая привычной за два года войны, и оттого изученная советским командованием вдоль и поперек.
Но что поделать, если к концу весны сорок третьего года страны Оси в буквальном смысле истекают кровью на полях сражений. Тяжелые, невосполнимые потери лета-осени-зимы 1942 года и выпадение из игры Италии и Хорватии привели к тому, что силы стран Оси оказались подорваны. К середине мая сорок третьего года против двенадцати с половиной миллионов бойцов и командиров РККА (а также Болгарии, Румынии, Народного Войска Польского и Народно-Освободительной Армии Югославии) на фронтах сражались около трех миллионов немцев, полмиллиона венгров, и полтора миллиона европейцев (англичан, французов, бельгийцев и голландцев). Но это не значит, что чисто арифметически соотношение сил выглядит как двенадцать с половиной к пяти миллионам. Совсем нет. Если немецкие и венгерские солдаты по боеспособности примерно равны бойцам и командирам из линейных частей РККА, болгарской, польской народной и югославской народно-освободительной армий, то «европейцы» воевать за Рейх категорически не хотят и при первой возможности норовят то сбежать с поля боя, то сдаться врагу. Советская пропаганда как могла старалась донести до этих людей, что в случае перехода фронта с оружием в руках их всех ждет не плен, а зачисление в соответствующие национально-освободительные соединения[42]. Поэтому применять «европейцев» можно только большими массами, и только в тот момент, когда в спину им смотрят немецкие и венгерские пулеметы.