– Я – огонь, и ты будешь крещен светом.
– Ты – огонь, – в унисон пропели зрители.
– Свет светов, снизойди к нам сквозь двенадцать эонов! Я призываю Неизвестных присутствовать на крещении офитов и засвидетельствовать передачу печати!
Тут она стала призывать сущности, чьи древнееврейские имена показались Ауре знакомыми. Затем София стала призывать языческих божеств:
– Я призываю Изиду и Осириса, Адониса и Аттиса, Диониса и Астарту!
Офиты во тьме повторяли каждое из этих имен, а София вынула из-под платья деревянный фаллос. Жуткая безвкусица, однако на собравшихся он произвел должное впечатление: по публике прошел возбужденный стон. Постепенно становилось ясно, чем закончится это «крещение».
Но сперва София положила фаллос на голову стоявшего на коленях у ее ног мужчины, не переставая бормотать призывы:
– Склонись перед crux truncata, обрубленным крестом и почувствуй, как огонь охватывает тебя! – завершила она наконец свои призывы.
Мужчина поднял голову и ответил безумной ритуальной формулой:
– Я познал самого себя в моей сущности, я, которому создатель мира не послал детей, а вырвал мои корни, чтобы собрать разбросанные части во славу твою. Я знаю, кто ты, потому что теперь и я веду свой род с высоты.
Потом он попятился ползком, прижимая лицо к полу, прочь от нее, до самого края сцены. Там зрители помогли ему спуститься в зал, и тут же к нему подбежала одна из женщин, потянула на диван, обнажила грудь, а он присосался к ней, как младенец. Аура сморщилась от отвращения.
Однако странный ритуал еще не перешел в неизбежную оргию. Перед Софией из-под сцены поднялся огромный стол, застеленный белой скатертью; он был накрыт столовым серебром на пятнадцать персон – видимо, столько было в зале зрителей-мужчин. Посередине стоял канделябр с множеством свечей, а рядом – корзина с большим караваем хлеба. София наклонилась и подняла с пола переливающийся клубок, оказавшийся большущей змеей. В первую минуту Аура подумала, что она не настоящая, но тут чудище вытянуло голову и зашипело, высовывая раздвоенный язык.
– Приди, мать семи домов, – воскликнула София, – чтобы мы в восьмом обрели покой! Приди и ты, мой сын Ялдабаоф, и пребудь с нами во всей твоей неизмеримости и силе!
Она подняла змею над столом, словно хотела освятить трапезу, а потом положила ее в корзину, где та обвилась вокруг хлеба и стала облизывать корку. Тут София вновь подняла змею и опустила на пол позади стола. Там ее, наверное, подхватил рабочий сцены или еще кто-то из помощников Софии – кассирша или старик из гардероба.