Сегодня я уверен в этом, завтра, может быть, передумаю. Таков мой характер; ты называла это нерешительностью. Я попытаюсь с ним связаться и выяснить, почему его туда поместили. Кто так распорядился. Не натворил ли отец чего. Кое-какие справки я уже навел. Пока понятно только, что это не обычная психиатрическая лечебница.
Ты как-то сказала, что всегда любила моего отца. Поэтому я решил тебе это рассказать. А любил ли его я? Когда-то да, но это было давно. А потом он бросил меня и исчез. Мы знаем, кто в этом виноват.
Я очень скучаю по тебе, Тесс. Пожелай мне удачи. Или ему. Или нам обоим.
Всегда твой
Джиан
P. S. Не рассказывай ничего матери, если будешь с ней говорить. У нее был шанс. Она утверждает, что любила отца, но то, что она сделала, не имеет ничего общего с любовью. Она хотела, чтобы он принадлежал ей одной, такая уж у нее натура. И если этот гермафродит – в самом деле мой отец, нужно держать его от нее подальше. Она один раз уже все испортила.
P. P. S. Если бы это ее закрыли в психушку, я бы и пальцем не пошевелил. Ни. Одним. Пальцем.
Во время переправы Аура увидела неподалеку еще одну лодку – крохотный ялик без мотора. Весла были подняты. Ялик покачивался на волнах на полпути к Погребальному острову. Даже при полном штиле, как сегодня, было небезопасно пускаться в путь на такой скорлупке: течение могло в два счета вынести ялик в открытое море.
Между скамьями виднелась одинокая фигура в развевающемся белом платье. Ветер трепал светлые волосы Сильветты, но та оставалась невозмутимой. Стояла с таким видом, словно уже сотни раз выходила на утлой лодчонке в море и знала эту коварную пучину как свои пять пальцев.
В руках у Сильветты был холщовый мешок. В ялике лежало еще несколько таких же: серые горбики выступали над бортами. Сильветта повернулась спиной к Ауре и к берегу, сунула руку в мешок и размашисто бросила что-то в волны. Аура прищурилась, вглядываясь.
Ракушки. Коллекция матери.
Покои Шарлотты в западном крыле замка были битком набиты ракушками. Счет шел на тысячи: украшения из ракушек, инкрустированные ракушками рамы картин и зеркал, отделка мебели, нашивки на дорогих платьях и шляпах. Но большая часть просто хранилась в шкатулках, блюдах, банках, как заспиртованные уродцы.
Самые крупные и красивые ракушки Шарлотте привозил Фридрих из Африки – с побережья Намибии и из других колоний на краю света. Они утешали Шарлотту в мрачном замке, служили ей окном в мир по ту сторону дюн.
Всю дорогу до берега Аура смотрела, как Сильветта пригоршнями размашисто бросает ракушки за борт. Ялик плясал на волнах, но Сильветта стояла прямо, ни на что не опираясь, будто срослась с лодкой. Она возвращала морю то, что всегда ему принадлежало.