).
В чем-то Шан-Гирей прав, а в чем-то и нет: быть может, в тех подражательных сочинениях, которые бросили в топку, были и настоящие перлы –– пусть в восемь и даже в четыре строки, как в поэме «Черкесы». Лермонтов, как все поэты, подсознательно шел от «кого-то». О своем творчестве той поры говорил с усмешкой: «Когда я начал марать стихи в 1828 году...» Некоторые из них все-таки сохранились, «я как бы по инстинкту переписывал и прибирал их, они еще теперь у меня». Этим годом датированы «Кавказский пленник» и «Корсар».
Он познакомился с творчеством Шиллера, сделав несколько переводов, поскольку хорошо знал немецкий язык. Его переводы были своеобразны: у Шиллера он брал сюжет, но разрабатывал его по-своему, давал ему свое освещение, иную постановку и иной характер действующим лицам и событиям. Так он действовал и впоследствии, переводя иностранных авторов.
Вскоре увлекся драмами Шиллера, особенно «Разбойниками» и «Коварством и любовью», тем более что эти драмы давались в Москве с участием Мочалова и Миша видел их на сцене. Это увлечение было так сильно, что все, что ни замышлял Лермонтов, принимало драматическую форму. Впрочем, замыслы остались без исполнения.
«В домашней жизни своей, –– вспоминал Аким Шан-Гирей, –– Лермонтов был почти всегда весел, ровного характера, занимался часто музыкой, а больше рисованием, преимущественно в батальном жанре, также играли мы часто в шахматы и в военную игру, для которой у меня всегда было в готовности несколько планов». Был еще театр марионеток, –– для него Лермонтов делал головы кукол из воска. Среди них была кукла Бергуин, исполнявшая самые фантастические роли в пьесах, которые сочинял Миша, заимствуя сюжеты или из слышанного, или из прочитанного.
«Пансионская жизнь Мишеля была мне мало известна, знаю только, что там с ним не было никаких историй; изо всех служащих при пансионе я видел только одного надзирателя Алексея Зиновьевича Зиновьева, бывавшего часто у бабушки, а сам в пансионе был только раз, на выпускном акте, где Мишель декламировал стихи Жуковского: «Безмолвное море, лазурное море, стою очарован над бездной твоей». Впрочем, он не был мастер декламировать и даже впоследствии читал свои прекрасные стихи довольно плохо».
20-го декабря в пансионе были объявлены рождественские каникулы, и Миша сел за письмо к Марии Акимовне:
«Милая тётинька. Зная вашу любовь ко мне, я не могу медлить, чтобы обрадовать вас: экзамен кончился, и вакация началась до 8 января; следственно, она будет продолжаться 3 недели. Я вам посылаю баллы, где вы увидите, что г-н Дубенской поставил 4