и 3
лат.; но он продолжал мне ставить 3 и 2 до самого экзамена, вдруг как-то сжалился и накануне переправил, что произвело меня вторым учеником. Папенька сюда приехал, и вот уже две картины извлечены из моего портфеля, слава Богу, что такими любезными мне руками! Бабушка была немного нездорова зубами, однако же теперь гораздо лучше, а я, — о! я чувствую себя, как обычно... хорошо! Прилагаю вам, милая тётинька, стихи, кои прошу поместить к себе в альбом, а картинку я еще не нарисовал. На вакацию надеюсь исполнить свое обещание».
Стихотворение «Поэт», которое Миша приложил к письму, имело отношение к «Видению Рафаэля» из книги В. Ваккенродера и Л. Тика «Об искусстве и художниках». Многие в пансионе были увлечены этим «видением», а кое-кто и стихи писал.
Юрий Петрович приехал 20 декабря, специально подгадав к каникулам сына. Как всегда остановился у Арсеньевой. Миша подарил ему карандашный рисунок «Младенец, тянущийся к матери», сделанный с гипсовой композиции, и копию с картины Антона Лосенко «Андрей Первозванный». В тетрадях Миши Юрий Петрович увидел несколько новых лирических стихов, поэм и набросок к поэме «Демон».
Отец сознавал высокую степень художественного и поэтического дарования сына, поэтому написал ему в духовном напутствии 29 июня 1831 года: «...Хотя ты еще и в юных летах, но я вижу, что ты одарен способностями ума, — не пренебрегай ими и всего более страшись употреблять оные на что-либо вредное или бесполезное: это талант, в котором ты должен будешь некогда дать отчет Богу!.. Ты имеешь, любезнейший сын мой, доброе сердце, — не ожесточай его даже и самою несправедливостью и неблагодарностию людей, ибо с ожесточением ты сам впадешь в презираемые тобою пороки. Верь, что истинная, нелицемерная любовь к Богу, к ближнему, есть единственное средство жить и умереть спокойно. Благодарю тебя, бесценный друг мой, за любовь твою ко мне и нежное твое ко мне внимание, которое я мог замечать, хотя и лишен был утешения жить вместе с тобою».
Бабушка стала подозревать, что Юрий Петрович все-таки посвятил Мишу в свои взаимоотношения с ней. Это ее так взволновало, что, рассорившись с зятем, она заболела. Юрий Петрович уехал. Камнем легла на впечатлительную душу подростка ссора самых близких для него людей. «У моей бабки, моей воспитательницы, жестокая распря с отцом моим, и все это на меня упадает», — говорит герой его драмы «Люди и страсти».
8 января в благородном пансионе начались занятия. Огромная трата душевной, физической, умственной энергии требовала восстановления сил: за обедом Миша съедал так много, что гости Арсеньевой удивлялись его «прожорливости». Где же им было понять той нагрузки, которой он подвергался; они смаковали блюда, а он, поглощенный своей внутренней жизнью, не разбирал, что подают. Кузина Саша Верещагина хмурилась: «Мишель, вы не гурман». Миша словно очнувшись, смотрел на нее. Пряча досаду, доказывал, что не хуже ее разбирается в кушаньях.