На церковь Денис наткнулся неожиданно. Она находилась в стороне, прямо противоположной институту. «Что за дьявольщина, — озадаченно остановился он, надо же так промахнуться!» Прикинул, как возвращаться. Даже в прежних условиях дорога заняла бы не меньше часа… Застонал от досады.
Эту церковь он помнил еще с тех пор, когда приходил к своей будущей жене в общежитие, стоявшее поблизости. Вверху тихо позвякивал колокол, по затемненному двору скользили невыразительные фигуры людей, затянутых в черное. «Суетятся божьи люди. Экое счастье привалило: чудеса средь бела дня. Никакая наука не объяснит. А гипотеза бога работает безотказно. И пришельцев. Что бог, что пришелец… А если ненароком еще на Давыда напорешься…»
Он вошел в церковную ограду. У самого входа на кривом шесте была приколочена табличка: «Во дворе храма не курить». У Дениса засосало под ложечкой, и он, отгоняя навязчивое желание, быстро направился к церкви. На крыльце, полуразваленном проросшим кустарником, стоял лысый старик с огромной белой бородой. «Неужели столько народу?» — он заглянул внутрь. Места вполне хватало. Недоуменно пожав плечами, обогнул старика.
— Еще господу Богу помолимся, — монотонно бубнил с возвышения священник.
— Аллилуйя, — вступил хилый хор из двух старушек, благообразного мужчины в полосатом пиджаке и высоченного молодого парня с непрерывно подмигивающим глазом.
«Техника давно налажена, больше тысячи лет…» — он обежал взглядом толпу. В основном молились старушки в черных платках, надвинутых на самые брови. Растерянно переминались старики. Кое-где неподвижно стояли среднего возраста мужчины и женщины… Наверное, он улыбнулся, потому что услышал шипение:
— В храме божием нельзя насмехаться! Денис оглянулся. За спиной стояла тощая, как жердь, монашка. Кривой нос, казалось, клевал собственные губы. Он поспешно кивнул и, заложив руки за спину, повернулся к священнику.
— Руки! — услышал он. — Нельзя за спиной держать, только спереди, либо поклоны.
— Да-да, — прошептал он и стал пробираться к выходу.
«Будут тут учить, что и как делать, а время идет. Хотя меня-то это не касается, но для других — уходит…» С облегчением выбрался на крыльцо, вдохнул свежий воздух. Возле шеста с табличкой достал сигареты, но закурил все-таки за оградой.
— Грехи наши тяжкие… — Лицо почти шарообразной толстухи было напряжено, губы скорбно поджаты. — Несть числа им, и за то господь карает… Молебен кончился? — спросила она неожиданно звонким голосом. — Нет? Слава богу!
«Да, богу сегодня раздолье, — он сделал глубокую затяжку, соображая, в какую сторону идти. Определив, зашагал вдоль витой железной ограды, отделявшей церковь от улицы. — Пришельцев я не нашел. Но я мог предположить их существование. А что делать этой толстухе? Кроме как богом, или чертом происходящее не объяснить». Он немного позавидовал тем, кто бездумно кинулся в этот субботний день под купол церкви. По крайней мере, у них появилась точка опоры. Он же узнал и увидел за сегодняшний день больше, чем любой из молившихся, но его знание не дало опоры. К тому же собственное бессмертие или вера в него выпадали из происходящего. Все, что он видел, объединялось одним понятием — рост. Быстрый, неудержимый рост. И задача, в общем, ясна. Рубить, пилить, травить! Чтобы не угасла цивилизация в тени слишком многочисленных и оттого опасных деревьев и трав. Все это хорошо, пока загнано в резервации скверов и парков. Тогда природой можно любоваться, впадать в лирическое настроение при шуршании осеннего листа.