Встречи и верность (Руднева) - страница 2
Обстановка, сложившаяся в Севастополе в сорок первом — сорок втором годах, правильно воссоздана в этой книге: она была очень суровой. То, что испытали люди 25-й дивизии, во многом сходно с боевой жизнью, переживаниями других защитников Севастополя, поэтому мы узнаём в этой книге то, что было так характерно для людей обороны Севастополя.
Среди командиров дивизии, как и во многих других частях Приморской армии и флота, были люди, которые обладали богатым военным опытом, приобретенным в годы гражданской войны. Нам очень нужно глубоко осмыслить свои, советские, традиции — они придают людям особую силу и стойкость. Так было с чапаевцами, с защитниками Севастополя. В рассказах сила традиций показана искренне и правдиво[1].
Чапаевская дивизия сражалась до последнего часа обороны города — восемь месяцев без передышки, придя в Севастополь после обороны Одессы, где она так же доблестно выполняла свой долг. Мы никогда не забывали своих боевых товарищей, защитников Севастополя. Книга «Встречи и верность» — одно из свидетельств этого.
Война давно прошла, но то, что сделано людьми, годы не стирают, мужество и талант не старятся, поэтому читатели с волнением прочтут эту книгу о дружбе, любви и стойкости чапаевцев.
Мы боремся за мир и потому особенно дорожим памятью тех, кто отдал этой борьбе свой талант, умение, жизнь. Дивизия, созданная одним из самых любимых народных героев — Василием Ивановичем Чапаевым, свято пронесла через все испытания любовь к Советской Родине, свой интернационализм. В битве с фашизмом она проявила огромную силу духа, и дела ее людей не могут быть преданы забвению.
Пусть же люди новых поколений встретятся с этими героями, полюбят их и задумаются над их славной судьбой.
Генерал-полковник И. Чухнов,
бывший член Военного совета Приморской армии
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ПАМЯТЬ
СЫН ТАРАСА
Сегодня из Пугачева пришло письмо. Дядя Данила писал Глебу: «Живем по-старому — ремонтируем сети, вяжем новые. Рыбалку закончил рано, в начале октября у нас испортилась погода — ветра, дожди, а в эту ночь, когда я двинулся в Пугачев, выпал снег. Лодку гнал на веслах тридцать пять километров, к тому же часть пути против сильного ветра и большой волны. Снег лепил в меня, в лодку, каруселил надо мной, иной раз я будто на месте колыхался между черной водой, средь белой прошивки. Хотел было заночевать в лесу, да не очень-то приятно на холоде.
На реке особенно сильно вспомнился твой отец, сколько раз петляли с ним по неприветному Большому Иргизу. Может, пора собраться тебе в отцовы места, да и я заждался. Зиму поработай, а летом приезжай на Иргиз. Жилье я ставлю у самого берега, все на одном месте, рыба будет и все остальное; отдохнешь, оглядишься. Помянем Тараса.