В тот же день Чапаев продиктовал мне два донесения и с нами говорил о том, что мучило его:
— Уже двадцать первое донесение, а дело их помощи ни с места.
И снова обращался к штабу:
— Доношу, что противник занял с обходной стороны, в тылу, село Ново-Черниговку. Точка. Всякие подкрепления пусть не сомневаются — двигаются в село Нижнюю Покровку. Однако встречи быть не может, потому что находимся в кольце. Точка.
Сообщения с тылом все порваны. Прошу прекратить всю доставку. Все, что будет доставляться с тыла, перехватывают казаки. Спасти положение можно только добавкой полков, и надо пробиться к нам. Настроение солдат ужасное.
Жду два дня, если не придет подкрепление, буду пробиваться в тыл. До такого положения дивизию довел штаб Четвертой армии, получавший ежедневно по две телеграммы с требованием, просьбой помощи, и до сего времени нет ни одного солдата. Я сомневаюсь, нет ли той закваски в штабе Четвертой армии…
Чапаев в упор спрашивал: нет ли в штабе продажных шкур.
Как-то, в детстве, поздней ночью я оказался в степи вместе со своим отцом и дядьями. Шли мы долго, и вдруг я оглянулся: темень и в ней два красноватых уголька движутся, зло дрожат.
Я закричал. Отец взял меня на закорки и сказал:
— Разве можно бояться волков, ты ведь человек.
Чапаев был человек, и я никогда не видел его смятенным. Даже если стаи белоказаков подбирались к нам вплотную.
Но в тот день я увидел, каким тревожным, смятенным был взгляд моего командира — человек боялся лисьего предательства. Не врагов, нет! Ведь от них другого нельзя было и ожидать, а тех, кто подчас прикидывался друзьями.
— В штабе кто-то путает, верно, нарочно, — упрямо твердил он и страшился напрасной гибели дивизии.
Он кричал в нашей тесной комнатке, чтобы и через долгую степь его голос дошел к побратимам.
Чапаев жил не мгновенным удальством, его отвага была долгая, как степь, неутомимая и беспощадная.
Слова его прожигали темноту, как горящее дерево — сухое и жаркое:
— Всем начальникам дивизий и революционным советам… Я обманут. Стою в Нижней Покровке, со всех сторон окружен казаками…
Чапаев знал, что привлекает на себя всех воронов, армию контрреволюции, тем более он не хотел, чтобы они нашли мертвое поле. Поэтому и взывал: если вам дорога товарищеская кровь, не дайте ей напрасно пролиться. Нужна помощь, нужна!
С каким нетерпением ожидал Василий Иванович хоть небольшого подкрепления, это знали лучше всех мы, телеграфисты. Он появлялся у аппарата или посылал вместо себя начальника оперативной части — маленького быстрого человека с непонятно гулким голосом.