Гости притихли — Анна Петровна оказалась мастерицей читать. Воспоминания Шаронова всех взволновали, а Глебу не терпелось самому еще раз пробежать их глазами, обдумать. Получив согласие хозяев, он взял рукопись с собою.
Взбудораженный всем, что довелось услышать в доме старого мордвина, Глеб вышел вместе с Родаковым.
Родаков шагал широко, деловито, можно было подумать, что он спешит в поле, а не под мирную кровлю своего крохотного домика, где он предложил переночевать и Глебу.
Вспоминал Юра Родаков сады, окружавшие Нижнюю Покровку в годы его детства.
— Да вот незадача, морозы сороковых годов все фруктовые деревья побили.
С увлечением он говорил о ленинградских ребятах, осевших на новых местах, ругал какого-то лоботряса, затесавшегося в начальники. И вдруг признался, что боится собственного отца. Родаков-старший воевал у Чапаева, теперь живет в Пугачеве и даже на расстоянии строго спрашивает со своего сына за все дела в Нижней Покровке.
— Ну, за горчицу, помидорные плантации, урожай зерновых я могу отвечать, но за все, что творится в совхозе и колхозе? А отец упрекает: «Еще не сравнялся след моего окопа, а ты хочешь снять с себя ответственность».
Когда Юра умолкал, Глеб слышал доносившееся из темноты, из теплой глубины дворов ржание лошадей, тихое блеяние сонных ягнят.
Мало что можно было разглядеть в ночи, да и в окна не заглянешь: они смежили свои веки-ставенки, но все казалось Глебу, что село это дышит глубоко и полно потому, что в нем не одну бессонную ночь провел Василий Иванович, на телеграфе бодрствовал молодой мордвин Гриша и его младший друг, Тарас Деев, а в окопе Родаков-старший.
И, поглядывая на все норовившего обогнать его Родакова, Глеб подумал:
«Вот шагает со мной рядом доктор земли, как шутливо называет Юру учитель, — агроном целинного совхоза, раскинувшего свои владения там, где живали помещики Столыпины, Мальцевы, Глуховы, Дохловы и куда осенью восемнадцатого года пришел Василий Чапаев со Второй дивизией, чтобы стереть даже след их с земли».
Родаков прервал размышления Глеба:
— Знаете, что мне дороже всего в воспоминаниях Шаронова? Уходят расстояния, я остро чувствую, люди рядом! Мальчишкой любил я слушать про Чапаева все анекдотическое, а теперь хочу понять, как захватывал он людей — безудержно и, пожалуй, сурово. И сам заражался от них силой. Ведь еще до революции он служил глубокой мысли, той, что открыто была заявлена Лениным. И это нужно мне не только ради того, чтобы лучше понять, как батька мой жил-был, но я в завтра не могу толкаться всерьез, если не найду всех ключей к этим бескорыстным сердцам.