Дин покрылся холодным потом и ухватился за рукава. Это что же с ним случиться должно было, что государь с него чулки снимает?.. На десять неверных ударов сердца государь рукавами скрутил Дину запутанные локти и придержал.
– Тихо. Спокойно. Себе операцию на сердце я сделал. И тебе сделаю. Я не хочу, чтоб ты пошел отсюда, вон там на ступеньку сел и больше не встал никогда. С таким пороком, как у тебя, люди не доживают до тридцати. Тебе уже сколько? Тридцать восемь?
– Тридцать семь.
Государь Дина отпустил, и тот сам выбрался из рубахи.
– Ты старше меня, Дин. Ты все понимаешь. Ты знаешь, что надо и как надо. Ты видишь, какая у нас страна. Чтобы править этим столпотворением, нужны способности и силы. Поверь мне, ты жив только чудом, я не знаю, каким. Ничего не бойся. Не будет больно. Ты заснешь, а когда проснешься, все будет уже позади. Потом я тебе покажу и расскажу, что с тобой было. Это не страшно. Ну?
– Да что же я, кокетничаю разве! – Дин в отчаянии и злости скомкал одежду в руках. Уж лучше б, честно, сразу умереть. Без разговоров. – Я боюсь! Я правда боюсь...
Государь вдруг в самом деле засмеялся:
– Давай, ложись.
Дин смотал с себя остатки одежды и сделал, как его просили. Будь, что будет. Ради государя.
На руку выше и ниже локтя к нему присосались две холодные бляшки с пульсирующими трубочками, идущими к тумбочке и, на миг скосив глаза, Дин увидел в прозрачной трубочке свою кровь. И еще раз чуть не умер от этого зрелища.
– Дин, – окликнул его государь, перебив все его нехорошие мысли. – Ты посланнику Фай Ли за пазуху зачем лазил?
– Донесли, сволочи?.. – удивился Дин, и упал в темноту.
* * *
Когда Дин проснулся, ему показалось, что было все то же утро. Глаза закрыл, глаза открыл. Из воспоминаний – один только страх. Броду по колено, а страху по горло. Как просто…Однако на обеих руках присоски. И от шеи что-то тянется. И из-под простыни на животе… Дин шевельнулся, и за головой у него звякнул колокольчик.
Дверь сразу приоткрылась. В гостиной слышны были голоса. Дин вслушался. Государь с кем-то разговаривал:
– То, что пряник сладкий, не есть причина. Это способ описания, а способ описания причиной не является. Если появляется предмет, то появляются и свойства предмета, а не наоборот.
– Конечно, однако, если бы пряник не был сладкий, разве он бы появился? В нашем случае первопричина появления пряника заключается в том, что он сладкий, значит, его свойство и есть его причина.
– В чем-то ты не прав, Сафа, но в чем, я не пойму, – отвечал государь. – Эта логика неверна. Возьми чернильницу и опиши пряник на бумаге.