«Таковы, — размышлял мистер Пиквик, — и узкие горизонты мыслителей, которые довольствуются изучением того, что находится перед ними, и не заботятся о том, чтобы проникнуть в глубь вещей к скрытой там истине»>{68}.
В этой фразе, кроме словесной формы, нет ничего оригинального. Поверхностное знание о вещи (эмпирический уровень) еще не дает полного знания о ней. Чтобы знать все о вещи, надо погрузиться в глубины ее строения, связи частей и элементов, закономерности и т. д. Но формально фраза говорит о другом. Идем в глубь вещей и там есть истина? В глубине вещи никакой «истины» нет. Там есть вещество — и все. Есть еще структурные связи. Есть движение частиц, влияющих на изменение вещи в целом. Но никакой истины нет. В «глубине вещей» — это образное выражение, а не прямой смысл. Речь о более основательном познании вещей. Если познавательно глубоко проникнуть в глубь вещей, до того уровня, когда существование адекватно сущности, то наше познание достигнет такой точности и полноты, что можно говорить, что наше знание о вещи уже стало истинным. Если мы знаем лишь характеристики существования, то это еще лишь мнение, а не истинное знание. Эту грань между мнением и истинным знанием о вещи искали многие, начиная с Демокрита и до Гегеля.
Не менее страстно шли споры и в XIX-XX веках. Любое поверхностное, но соответствующее действительности знание — истинно. Мяч — предмет, мяч — круглый предмет, мяч — круглый предмет для игры и т. д. — все эти отдельные знания и все звенья цепочки одинаково истинны, хотя отражают разную глубину знания о предмете. Которое знание — мнение, которое — истинное знание, сказать трудно. Можно говорить — более богатое, содержательное, многостороннее, более конкретное, полное знание. Можно говорить об уточненном знании, о дополнении прежних знаний. Истина плюс истина равняется истина. Абстрактно можно заняться логическим упражнением, какие могут быть варианты, если к истинному знанию добавить ошибочное или ложное. Можно заняться вычислением математического соотношения процентов истины и лжи в том или ином предметном знании. Все полезно. Все надо делать. Но вещь в себе нечто, называемое «истиной», как элемент своего содержания не имеет. Также как снег не содержит в себе того, что он причина сугробов. В снеге, являющемся причиной плохой видимости, нет причины, как в вещи нет истины. Но снег — причина сугробов, а вещь, существование которой соответствует сущности — истинна. То, что эти категории являются лишь субъективными характеристиками, даваемые человеком или в результате конвенций, нас не интересует. Это формальная сторона дела, с которой никто не спорит. Нас интересует, что есть такого объективного в снеге-причине и вещи-истине, которые потом выступают как знания.