Самолет с Канарских островов прибыл в Женеву с опозданием всего лишь в две минуты. К этому моменту Аксель и Макс толклись на аэродроме уже несколько часов. Чтобы не прозевать Кроммера, они примчались в Женеву с первым же самолетом. Рано утром, когда разбуженный Максом Аксель в свою очередь разбудил главного редактора, ему тоже пришлось выслушать целую тираду о том, как не совестно будить старого больного человека в такую рань, да еще в субботний день. «Побольше бы таких «больных», как ты, и того гляди, безработные врачи выйдут на демонстрацию, — с усмешкой подумал про себя Аксель, а вслух сказал: — «Шеф, дело того стоит!» В двух словах он обрисовал ситуацию.
— Шеф, я понимаю, что это дорого, но дайте нам с малышом, — так все чаще стал именовать своего подопечного Аксель, — доделать это дело в Женеве. Ребята из местного корпункта не в курсе, они даже не догадаются, какие вопросы надо задавать, да и потом: вы же обещали не постоять за расходами.
— Я все понимаю и действительно обещал, но пока мы успеем… — с сожалением в голосе, хотя бы уже оттого, что ему на самом деле очень хотелось отправить этих сообразительных ребят в Женеву, чтобы не передавать из рук в руки свежее дело, в которое они здорово вгрызлись, хотя времени на это было всего лишь день да ночь, забормотал, покачивая в сомнении головой, главный редактор.
— Ничего не надо. О билетах мы позаботимся сами, а с хозяевами вы договоритесь. По рукам?
— Черт с вами! Езжайте, только без сенсации не возвращайтесь. Ни пуха!
— К черту!
Удобно устроившись на заднем сиденье такси, вызванного по телефону, Аксель пытался добрать то, что недоспал ночью. По обеим сторонам дороги пролетали здания контор и банков, офисов и правительственных учреждений, магазинов и фирм, шикарных гостиниц и отелей. Позади остался центр города, и машина вышла на финишную прямую, ведущую прямо к гамбургскому аэродрому. Парадные здания солидных и хорошо зарекомендовавших себя концернов и только что возникших фирм-однодневок, пытавшихся добавить себе респектабельности в глазах потенциальных клиентов если не солидностью предприятия, то по крайней мере завлекательной вывеской, сменили едва различимые за покрывающим их слоем утреннего тумана и смога силуэты заводов и фабрик. Здесь начинался рабочий Гамбург. Гамбург, бережно хранивший память о своих героях и по-прежнему гордившийся своими славными традициями, а не печально известным Реепербаном — кварталом города, ставшим прибежищем для разного рода массажных салонов, видеоклубов, спектаклей только для мужчин и откровенных, ничуть не стеснявшихся своего бизнеса, публичных домов. Рабочего Гамбурга Аксель не знал вовсе — ведь сюда не водят на экскурсии иностранных туристов. Но зато им показывают Реепербан, ставший за последние годы чуть ли не главной достопримечательностью города. Как раз этот район Аксель знал очень хорошо. Правда, заглядывал он сюда по другой причине, а вовсе не затем, зачем здесь прохаживаются каждый вечер мужчины, внимательно всматриваясь — как бы не прогадать! — в стоящих в глубине подворотен женщин. Что касается последних, то их можно было так назвать лишь с большой натяжкой, хоть они и стараются коротко обрезанными шортами, глубокими вырезами почти насквозь прозрачных блузок, заманчиво выпирающими грудями, бедрами, ягодицами, ярко и броско разрисованными дешевой косметикой лицами подчеркнуть свое женское естество.