Баффетт получил сообщение, когда разговаривал в небольшом конференц-зале с горсткой людей, включая Гатфреунда и Штрауса, которые должны были заявить о своем уходе с должностей на этой встрече. Трое мужчин тут же заключили, что из-за этих новостей Salomon не сможет дальше вести бизнес – не из-за экономических потерь, которые последуют из-за запрета Казначейства, но из-за того, что весь мир перефразирует новости в слоган: «Казначейство убивает Salomon. Более того, этот удар падет на компанию, которая и так с трудом справляется с кредитными проблемами и едва держится на плаву.
Да и к тому же у них не было времени что-то предпринять: уже распространились новости, что Баффетт появится в 14.30 на пресс-конференции, где его ждал вагон и маленькая тележка журналистов. Что еще хуже, тирания мирового рынка одолевала фирму. Японская биржа будет открыта поздно днем, потом лондонская и потом нью-йоркская. Плохие новости волной прокатятся от одной биржи к другой и обратно, всего лишь одним сообщением: репутация Salomon разрушена. В фирме, которая существует благодаря доверию клиентов, другие сообщения уже и не важны. Только это разрушило бы компанию.
Сидя в маленькой комнате, где они и узнали эти новости, Баффетт и остальные поспешили рассмотреть возможные варианты действий. Они видели три пути развития событий. Первый – это заставить Казначейство отменить или, по крайней мере, изменить запрет. Второй – это сохранять невозмутимый вид, бросаться уверенными заявлениями и надеяться, что весь мир поверит в этот фарс – или, другими словами, в эту ложь. Третье – ликвидировать фирму, объявив себя банкротом, надеяться уйти с честью, минимизировать урон и распределить средства равными долями среди кредиторов Salomon.
Первую стратегию отвергли почти сразу же, как только выдвинули на рассмотрение. Оставшиеся две были восприняты на равных. А значит, немедленно нужно было обратиться к адвокатам по банкротству. Была созвана команда из Wachtell Lipton, которая начала работать над решением вопроса, как огромная фирма, торгующая международными ценными бумагами, может объявить о банкротстве в воскресенье. Из-за этого, вероятно, потребуется оторвать какого-нибудь судью от просмотра бейсбольных матчей и поедания попкорна – но он может заподозрить, что неаккуратный наборщик текста добавил лишний ноль к цифре «$150 миллиардов», и, возможно, никогда не слышал о производных ценных бумагах, о выкупных соглашениях или о срыве поставок ценных бумаг. Короче говоря, объявить себя банкротом, если бы они выбрали это вариант, было бы кошмаром.